словами он так возненавидел прилипший мусор и собственную недееспособность, так ему стало необходимо умереть, смотря на секундную стрелку, что он, что есть сил, рванул правую руку всем телом вниз. Волна в тот же миг швырнула бот к небу, и он почувствовал резкую боль в ладони. Прижав инстинктивно руку к себе, он понял, что она оторвалась от леера. Он ее ощущает! Ей очень больно! Слава тебе, Господи, ей очень больно!
Михаил посмотрел на ладонь, она была в крови, попробовал пошевелить пальцами – они слушаются! Но вторая рука еще держалась мертвой хваткой. Он подтянул рюкзачок, висящий за спиной, расстегнул молнию на боковом кармане, достал оттуда нож, нажал кнопку выброса лезвия и подумал: «Ты что решил, Миша – руку резать?» И сам себе ответил: «Уж лучше руку потерять, чем самому пропасть, тем более что она ничего не чувствует…»
С этой мыслью он решительно поднес нож к левому запястью, но в каком-то полубреду увидел опять на нем старые часы, красную звезду на циферблате, бегущую стрелку и представил Лену, берущую его под левый локоть со словами: «У казака, где шашка, там и баба – слева…»
«Что же я делаю? – ужаснулся Михаил. – Я же так потеряю часы!» И он начал тыкать ножом тыльную часть ладони, заставляя ее ожить. Но она по-прежнему ничего не чувствовала. Он стал тыкать сильней и чаще. Пытался лезвием разжать онемевшие пальцы. Проткнутая кожа вокруг ран была белой и чистой, как на армейском курином окорочке, но боли не было! Он с отчаянием посмотрел на циферблат и представил Лену, гордо идущую с ним под левую руку. Вдруг ее каблук ломается, она оступается и начинает плавно оседать, как в замедленной съемке. Ее растерянное лицо, широко раскрытые глаза, цепляющиеся за его левый локоть руки… И тут на красную звезду брызнули струйки крови. Он посмотрел выше и увидел, что из всех ранок сочится кровь. Его живая кровь!
Сначала он почувствовал, как кровь тысячами игл во все самые мельчайшие сосуды пронзила левую руку, как будто затекла после сна. Потом появилась отдаленная боль, которая становилась все сильнее и сильнее. Разрезанным пальцам стало больно держать леер, и они разжались. Беловски едва успел отбросить нож и схватить правой рукой веревку. Иначе упустил бы бот. Потом, перебирая по лееру плохо слушающимися руками, он добрался до узкого металлического трапа, забрался по ступенькам, повернул рычаги вакуумного запора на дверке, и она поддалась! Дверка чмокнула прилипшей резиной уплотнителей и открылась! Из последних сил Михаил ввалился внутрь бота и упал на палубу…
Боль во всем теле и, особенно в окровавленных руках, разъеденных соленой водой и холод не позволили потерять сознание. Он скинул рюкзак, открыл первую попавшуюся банку-лежак, которые располагались по бортам катера, и вывалил оттуда запаянный в полиэтилен спасательный комплект. Зубами разодрал его, так как руки нестерпимо болели и, достав огромное махровое полотенце, завернулся в него. Только сейчас он понял, как промерз. На каком волоске висела жизнь в его теле, которое тряслось так, что он подскакивал, сидя на банке, во время конвульсивных приступов дрожи.
Дрожь не проходила. Беловски понял, что просто так ему не согреться. Он свалился на палубу к мешку, попытался в нем порыться, но сообразил, что в таком состоянии он не сможет попасть рукой в нужный предмет. Поэтому вывалил все содержимое на палубу и разметал его. Увидев пластиковую флягу с виски, он обеими руками прижал ее к колену, потом так же прижимая, боясь уронить, поволок по телу к голове. Наконец кое-как ухватил ее зубами, сорвал пробку и сделал большой жадный глоток. Крепкий напиток обжег горло и потек вулканической лавой. Михаил лучше любого зонда ощутил свои внутренности. Вот раскаленный ручей, прожигая в нем дыру, пробивается вниз по пищеводу. Вот громко вздрогнуло сердце, затрепетали легкие, и разлилось в форме желудка огненное озеро. Из него стрелами по всем концам тела брызнули огненные искры, как при плавке чугуна в фильмах, и стало тепло. Постепенно мышцы расслабились, дрожь сотрясала его все реже и реже. Потом совсем прошла. Он сделал еще пару глотков и почувствовал себя живым. Смертельно захотелось спать.
Но отдыхать было рано. Усилием воли он заставил себя встать. Обработал и перебинтовал руки. Порылся в шкафах по бортам. Нашел куртку, теплую футболку, носки, резиновые сапоги, оделся и стал запускать двигатель.
Это был спасательный цельнопластиковый бот, похожий на большую мыльницу. Он прекрасно знал его устройство, так как изучал в школе подготовки пилотов морской авиации. Двигатель хоть и не сразу, но завелся. Беловски включил электричество, обогреватели и бортовые огни. Затем выпустил из сигнальной пушки сразу три ракеты и высунулся в люк, чтобы увидеть ответные ракеты Бизона. Но ответа не последовало. Тогда он несколько раз взвизгнул сиреной и выпустил еще три ракеты. На этот раз он заметил далеко в стороне ответный сигнал. Михаил сильно удивился тому, что сигнал был так далеко и совсем не там, где должен быть, но списал это на волны и ветер.
Судно плавно, но уверенно, разбивая волны на мириады брызг, направилось в сторону сигнала. Вскоре впереди, перед лобовым стеклом, появились оранжевые плоты, на которых, отчаянно размахивая руками, обнимались и дубасили друг друга по плечам Бизон и Палмер.
– На кого ты похож, Майкл? – Это были первые слова Бизона, когда он в неуклюжем раздутом комбинезоне с трудом протиснулся в дверку бота. – Мы уже и не думали тебя увидеть. Да что с тобой случилось-то? Ты дрался с морским дьяволом?
Вслед за ним ввалился Билли. Первое, что он заметил, было виски. Поэтому, не размениваясь на пустяки, он влил в себя добрую четверть бутылки и завалился на мягкую банку:
