что за несколько сотен лет слишком сильно поменялся лик этой земли.
Я издалека увидел тот заболоченный кустарник, где мы нашли груду мертвецов рядом с потухшим аэроидом. Видимость после дождя была прекрасной, и я уже с дороги заприметил несколько ветхих домишек, потемневших от воды. Возвращаться к мертвецам не было ни нужды, ни желания, поэтому я без промедления направил повозку на деревенскую улицу.
Это была не первая мертвая деревня из тех, что я видел. Но здесь люди жили еще совсем недавно, дома не успели осесть, обветшать, поэтому настроение стало особенно угнетенным.
Я остановил лошадь посреди деревни и огляделся.
Мой пыл сразу угас – искать было негде. Вернее, искать можно было везде с равным успехом: вдоль чахлых огородиков, куда крестьяне натаскали торфа из болота, у берегов мутной медленной речушки, что петляла прямо между домов, в заросших кустарником болотах, огородивших деревню с трех сторон.
Ничто в этом пейзаже не напоминало о том старом мире, который мог бы оставить нам в наследство несколько хорошо сохранившихся боевых машин. Я надеялся лишь на свою спутницу. Может, она узнает эти места и что-то вспомнит. Но и она смотрела по сторонам так же безучастно, как я.
– Будем ездить, – проговорил я, – пока всю округу не просмотрим. Может, заметим что-то необычное. Если увидишь хоть самую малость – сразу говори мне.
– Что я должна увидеть? – с отчаянием воскликнула Надежда.
– Тебе лучше знать, девочка. Когда я жил здесь – мы истребители не хоронили. Мы летали на них. Да и не был я здесь, все это лишь сны и видения. Так что все в твоих руках. Только в твоих.
Затея была почти безнадежная, и я хорошо понимал это. Мы могли лишь зря потерять время. Хотя что значит «зря»? Времени не жалко – его у нас достаточно. И время стоило тратить на то, чтобы проверить тот единственный шанс из тысячи, который может перевернуть этот мир.
– Боюсь тебя разочаровать, – хмуро проговорила Надежда.
– Ты не бойся, а смотри в оба.
Мы тронулись. Мертвая деревня глядела на наши потуги слепыми глазами-окнами. Мы проехали в один конец, потом вернулись. Объехали деревню вокруг с той стороны, где было посуше.
Надежда стала мрачной. «В самом деле, – думал я, – что она может здесь увидеть?» Вокруг деревни были только однообразные каменистые изломы земной коры, чуть присыпанные мало-мальски плодородным слоем. Никакого намека на тайну прошлого или старое захоронение. Никаких старых вещей, остатков строений. Я даже поднялся на один из холмов и залез там на дерево, чтобы посмотреть на землю с высоты. Но высота ни о чем мне не сказала.
– Хватит мучить лошадь, – тихо проговорила девушка. – Поехали, куда собирались. Ничего мы здесь не найдем, я даже не понимаю, где нахожусь.
– У меня есть идея... – пробормотал я. – Мы можем походить по домам, посмотреть. Вдруг обнаружим еще что-то. Наверняка у них был не только этот блок.
– Тебе хочется ходить по чужим домам?
– Совсем не хочется. Ну а вдруг?
В этот момент мы снова находились на краю деревни. Маршрут наш не отличался разнообразием, потому что разгуляться здесь было, в общем-то, негде. И вдруг мы оба услышали стук. Это был одиночный громкий удар, словно кто-то с одного маха вбил гвоздь в доску.
– Там, – сразу прошептала девушка, указав на крайний дом.
– Тс-с-с... – прошептал я в ответ.
Но снова воцарилась тишина.
– Я пойду проверю, – сказал я, вытаскивая из-под соломы тесак. – Ты сиди, смотри за повозкой. Если что – кричи громче.
– Я с тобой.
– Сиди, тебе говорят!
Надежда сжала губы, но послушалась. Она сняла с пояса магнитную дубинку, проверила и приготовилась ждать. Я пошел к дому, стараясь, чтобы под ногами не чавкала грязь.
Предосторожность наверняка была лишней – мы достаточно уже наделали шума своей скрипучей повозкой, да и лошадь постоянно презрительно фыркала, видя наши тщетные усилия. Тем не менее мне хотелось быть незаметным. Пригнувшись, я пробрался под окно, отметив, что его легко выбить телом, если придется поспешно покидать дом. Было еще одно окно с другой стороны и дверь – со двора. Вокруг дома я ничего интересного не нашел, в том числе и следов. Неподалеку стоял сарайчик с распахнутой дверью, но он, судя по всему, пустовал. Я приготовился идти в дом.
Дверь мне удалось открыть почти бесшумно – ременные петли не имеют обыкновения громко скрипеть. А вот в темном коридорчике я зацепил курткой и осыпал груду каких-то деревяшек, прислоненных к стене.
Я замер. Сначала было тихо, потом раздался истошный крик:
– Кто?!
Несмотря на пылкость, голос был не очень сильным. Похоже, он принадлежал или старику, или больному человеку.
– Погонщики! – крикнул я. – Можно войти?
Изнутри раздалась тихая, но яростная ругань. Я выждал немного и толкнул дверь. На меня навалился тяжелый дух неухоженного жилища. В комнате стоял полумрак, и я сначала никого не увидел. Поэтому сразу отошел от двери – чтобы не словить, например, брошенный нож.
Никакой нож в меня не полетел. Я увидел стол у окна, рядом – лежанку, заваленную тряпьем. Когда это тряпье пошевелилось, я разглядел и хозяина – высохшего парализованного старика с лицом, поросшим спутанными серыми волосами. Он лежал под грудой тряпок, непонятно как существуя в этом тесном вонючем пространстве, в полном одиночестве.
– Что надо? – спросил хозяин, не проявляя никакой приветливости.
– Проезжали мимо, хотели купить здесь еды, – спокойно соврал я. – Что у вас произошло, где люди?
– Еды им надо... – пробормотал дед со злобой в голосе. – Покупай, сколько влезет! Если найдешь, у кого...
Он сунул руки под свои тряпки и принялся чесаться, не переставая вполголоса сыпать ругательствами. Я решился присесть на край кособокой скамейки, что стояла у стола. И тут мне стало немножко не по себе. На столе валялась засохшая надкушенная лепешка, а вокруг темнела размазанная кровь и клочки шерсти. Словно бы здесь разделывали свежеубитого кролика или кошку.
Я отвел глаза и тут же наткнулся взглядом на подножие кровати. Там тоже была кровь, какие-то серые клоки, а среди них – свернутый кольцом крысиный хвост.
– Ты что, отец, сырыми крысами питаешься? – спросил я, брезгливо отодвигаясь.
– А кто мне их варить будет? – проговорил старик и почему-то засмеялся. Он нагнулся и вытащил из-под лежанки деревянный ящик с бурым порошком, в котором темнели несколько крысиных тушек. Насколько я понял, порошок был солью, пропитавшейся кровью.
Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее обрушивался удар.
– Может, тебе чего принести? – предложил я, запоздало вспомнив, что в нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.
– Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай своей дорогой, – он вдруг посмотрел на дверь. – А это тоже погонщик?
В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на хозяина. Дубинка – в опущенной руке.
– Иди к лошади, – велел я.
– Я отогнала ее во двор, – ответила упрямая девчонка. – Ее с улицы не видно.
– Ну, дела... – пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.
Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.
– Где люди? – вновь спросил я.
