– Люди-то? Сгинули. В один день – как все ушли, так и не пришли. А кто остался – те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.
– Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили? – А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?
– Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.
– Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой.
Я все еще думал, сказать ли старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя, как знать... Но меня опередила Надежда.
– Дедушка, они все умерли, – проговорила она, внимательно наблюдая за ним.
– Умерли – значит, такая у них дорога. А я вот – жив! – он расхохотался. – Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!
Он уставился в одну точку, обдумывая известие.
– Что ж, выходит, больше никто и не придет сюда? – растерянно проговорил старик минуту спустя. Но тут же спокойно добавил: – А и черт с ними. Полакомлюсь пока хвостатыми, а придет время – они мною пообедают.
Он искоса поглядел на меня.
– Кто ж их поубивал?
– Прорва убила.
– Ну да... – кивнул дед. – Кто ж еще наших тронет? Кому мы еще нужны?
Я решил, что пора прекращать пустую болтовню и переходить к делу.
– Старые вещи есть в деревне, отец?
– А ты пришел наши вещи забрать? – с неожиданной злостью проговорил старик, прожигая меня взглядом. – Погонщик... – он закончил фразу новым набором ругательств.
– Вещи у меня свои есть, – твердо ответил я, сбивая с него спесь. – Мне просто надо знать, откуда вы брали старые вещи.
– Почем я знаю, откуда их брали? Я уже сто лет нигде ничего не беру – ноги у меня не шевелятся, понял, ты, молодой?!
– Может, кто-то говорил, – терпеливо продолжал я. – Ты же столько лет прожил, все должен знать здесь. Может, вспомнишь – хорошие старые вещи, не ржавые.
– Не знаю никаких вещей. Мальчишки тут с железками бегали, а внучата мои... – он вдруг осекся, лицо его вытянулось. – Слышь, погонщик, а внучатки мои тоже померли?
– Не знаю... Не видел... – невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к Надежде. – Были там какие-то дети...
Надежда шагнула вперед, заставив меня замолчать.
– Ну что ты, дедушка, – напористо заговорила она. – Внучата твои живые, спаслись. Только они ушли отсюда.
– Внучатки мои толковые, – мигом успокоился дед. – Знают, когда надо уходить.
Надежда вновь отступила за мою спину, успев бросить на меня негодующий взгляд.
– Были у них железки, – неожиданно сказал старик. – Таскали их из омута и сюда тоже приносили. Бывало, что торговцы старое железо спрашивали. Я, правда, не смотрел за этим, насмотрелся уже...
– Из какого омута, отец? – переспросил я, многозначительно взглянув на девушку. – Где он есть, этот омут?
– Ты погоди, молодой. Я говорю, что пацаны ныряли, да только достать никто не мог. Там обрыв, весь в камнях. Глубоко. И я вроде нырял, когда малой был. Что-то там видел, а что – не помню уже.
Я почувствовал, что Надежда схватила меня за рукав. Она что-то шепнула мне, но я не разобрал, потому что все внимание было приковано сейчас к старику, который лежал, разбитый параличом, чесался, гнил заживо и не знал, что слова его для нас дороже любого клада.
– Где омут? – настойчиво повторил я.
– Да что ты заладил про свой омут?! – с досадой отрезал дед. – Езжай через деревню, а за мостком сворачивай – сам увидишь, там два холма рядышком, как шишки торчат. Прямо промеж них и бери. Там по камушкам, по камушкам – не заблудишься. Если пешком пойдешь – долго добираться будешь, а на телеге – еще дольше. Дороги нет, колеса в камнях увязнут. Пешком ловчей.
Мы с Надеждой снова переглянулись. Я поднялся.
– Поехали, что ли? – слабо проговорил старик.
И откинулся на свои тряпки, отвернувшись. Голос его вдруг стал слабым, почти неслышным, словно все силы он потратил на разговор с нами.
– Ну, езжайте, куда хотите. А я подыхать останусь...
Он больше не сказал ни слова. Как будто нас вмиг не стало в его доме. Либо потерял интерес к нам, либо действительно лишился всяких сил. Мы попрощались и поспешно выбрались на свежий воздух.
– Мы так и оставим его? – проговорила Надежда.
– Хочешь с собой взять?
– Нет, но... Нужно что-то для него сделать... воды принести, может.
– Не беспокойся. Воду он сам себе носит.
– Откуда ты знаешь?
– Там бадья с водой стоит. Старик, похоже, только притворяется парализованным.
– Зачем?
– Мало ли... Чтоб разбойники пожалели, не тронули, например.
– Как это все дико, – проговорила девушка, поежившись.
– Ничего, привыкнешь... Что ты думаешь насчет этого омута?
– Я все поняла, – ответила она. – Нужно только съездить туда и проверить.
– Что поняла, что проверить?
– Сначала поедем. Ничего не буду говорить, пока сама не увижу.
Я лишь чертыхнулся про себя.
ОМУТ
Огромное круглое озеро мы увидели издалека. Оно разлилось в большой впадине, над которой нависали те самые холмы-шишки, описанные стариком. Блуждать было, в общем, негде, мы почти сразу нашли нужное направление, хотя путь растянулся на несколько часов. Старик оказался прав: наша лошадка едва тащилась по камням, через которые тяжело и неохотно перекатывались колеса. Я даже хотел скинуть с повозки ставший ненужным навес, чтоб было чуть полегче, но Надежда отговорила.
Она по-прежнему помалкивала, но по ее глазам я отлично видел, что объяснение предстоит в самом ближайшем будущем. Что-то обдумывая или вспоминая, она внимательно рассматривала окрестности.
Мы остановились на самом берегу, в нескольких шагах от воды. Озеро было очень спокойным, даже каким-то мертвым. Вдоль берега я не увидел ни единого кустика ивы и ни клочка осоки. Вода была очень чистой, она мягко гладила гальку, не создавая никакого шума. Все это напоминало искусственное сооружение – например, мелиорационный бассейн.
Далеко на противоположном берегу круто вздымались склоны холмов. Надежда встала на повозке, медленно осмотрела берега. Я следил за ней, пробуя угадать, что она видит. Угадал лишь одно: ее что-то расстроило.
– Туда, – девушка показала влево, где берег ощетинился скрученными железными балками, торчащими из груд желтых камней.
Лошадь пошла медленно – я жалел ее и не подгонял. Надежда не выдержала – спрыгнула с повозки и пошла вперед, все быстрее и быстрее. Она остановилась среди желтых каменных россыпей, наклонилась к ним, что-то разглядывая.
Когда я приблизился, она так и сидела, перебирая камни руками. Потом повернулась, и я увидел, что глаза ее стали немного влажными.
– Уйди, пожалуйста, – тихо попросила девушка.
– Почему? – едва не обиделся я.
– Я побуду здесь одна, ладно?
