и научным базам. Сегодня они специально меняют маршрут, чтобы нас высадить.
За стеклами иллюминаторов вскоре появились облака, потом они оказались далеко внизу, а вскоре вообще исчезли. Смотреть вниз стало неинтересно. Земли уже не было видно, а самолет все набирал высоту. То и дело закладывало уши, иногда ускорение начинало вжимать в кресло. Потом стало холодно, но почти сразу из-под кресел начало подниматься тепло.
Стюардесса прошла между рядами кресел.
– Что-нибудь принести? – спросила она.
– Да! – вскричал Дрын. – Пива!
– Пива? – Девушка растерялась.
– Что, пива нет? А что тогда есть?
– Сегодня мы подаем персиковый консагель, поликрилевые фиты и пять видов селектоидов. Плюс обычный набор.
Дрын в замешательстве взглянул на Кирилла. Тот с сомнением покачал головой – лучше не связывайся. Дрын сокрушенно откинулся на спинку кресла.
– Пристегнитесь, – улыбнулась стюардесса, проходя мимо.
– А что, будет невесомость? – поинтересовался Кирилл.
– Нет, невесомости не будет. Но так положено.
Кирилл вдруг заметил, что Машка уснула, положив голову ему на плечо. Он замер, боясь разбудить ее. Потом очень осторожно взял ее руку в свою. И ему вдруг стало необыкновенно хорошо. Гул самолета, холодное небо вокруг, чужой странный мир – и родной человек рядом. И рука в руке.
– Нет, я так не могу, – послышался стон Дрына. – Пойду побазарю с этой подругой.
Он вернулся очень довольный с маленькой пластиковой бутылочкой. Ему удалось объяснить, что нужен слабоалкогольный газированный напиток со вкусом ячменя. Стюардесса, морща лоб, порылась в своих закромах и нашла нечто под названием «травяной микс».
С хорошим настроением Дрын подсел к Кириллу.
– Кира, – сказал он, – а ты вправду вчера говорил, что я на композитора похож? Или прикалывался?
– Вчера был похож, – безучастно отозвался Кирилл. – А сегодня – не знаю, на что похож.
– Ладно, на себя посмотри... Слышь, Кира, – Дрын придвинулся и заговорил тише, – а ты знаешь, что я песни пишу?
– Ты?! – Кирилл от удивления даже потрудился повернуть голову. – Ты – песни?
– Да!
– Про что? Как вы на Промзаводе у пьяных карманы чистите?
– Ну почему? Про разное. Про десант. Про любовь тоже могу. И музыку сам на гитаре подбираю.
– Ну удивил... – покачал головой Кирилл. – И кому ты их поешь?
– А кому там петь? – кисло ответил Дрын. – Я так, для себя...
– Ну зря. Занялся бы серьезно. Все лучше, чем ворованные мотоциклы разбирать.
– Как это – серьезно? – не понял Дрын.
– Не знаю. Собрал бы ансамбль, что ли.
– И что?
– А то. Вот смотри: кто сейчас дискотеки ведет?
– Ну Хомяк.
– Вот. А то ты мог бы играть на дискотеках. А Хомяк пусть свадьбы обслуживает.
– Так он не пустит! – проговорил Дрын с нарастающим интересом.
– Пустит. Он – начальник клуба, должен самодеятельность развивать. А не пустит – кляузу накатаешь куда-нибудь, что он зажимает народ. А потом, можно и в Правобережном играть. Там тоже ДК.
– Хм... – Дрын не выдержал и расплылся в ухмылке. – Только инструменты ведь нужны.
– Есть инструменты. Я сам видел. Раз после праздника плакаты в кладовку заносили. Смотрю: стоят – гитары, барабаны. Синтезатор даже. Все в пылище, но есть. Починишь, если что.
– Интересно, – Дрын даже забыл про свое псевдопиво. – Можно попробовать. У нас вроде Рваный на гитаре чуточку может.
– Многие могут. А на клавиши – девочку какую-нибудь найдешь после музыкальной школы. Вон, у Машки спросим, она всех там знает. И будешь песни свои петь, деньги зарабатывать.
– Интересно... – пробормотал Дрын и моментально выключился из разговора, погрузившись в мечты.
Небо за иллюминатором стало черным, прорезались колючие белые звезды. Кирилл этого уже не видел, он тоже задремал, как Машка. Он чувствовал себя очень разбитым.
Все пришли в себя от легкого толчка, от которого чуть-чуть задрожал металлический корпус самолета. В иллюминатор был виден только серый бок орбитальной базы и какая-то рукоятка, выкрашенная ярко- красным. Грохнули люки, заскрежетали неведомые механизмы снаружи.
Через минуту над их головами нависли однотонные потолки базы. Неподалеку группа бойцов-бионетиков неторопливо заходила в двери шлюзового портала, чтобы загрузиться в капсулу и отбыть на очередное задание.
А через три часа, к началу очередного полупериода, в точно такую же капсулу влезли и Кирилл с Дрыном. Машка присоединилась чуть позже, она прощалась со Спартаком.
– Дрын, на спуске будет трясти, – предупредил Кирилл. – Не вздумай орать от страха. А то сразу скажу, чтоб тебя усыпили.
– Смотри сам не заори, – пробурчал Дрын, пристраивая свои нескладные конечности в специальные антитравматические углубления.
Старт походил на выстрел из пушки, впрочем, Машке и Кириллу это уже было знакомо. Дрын только ойкнул. И, надо сказать, до конца приземления держал себя в руках. Даже когда началась тряска в атмосфере.
В Зарыбинске стояла тихая звездная ночь. Как и в прошлый раз, капсула опустилась неподалеку от города.
Дрын долго смотрел, как капсула, высадив пассажиров, уходит вверх, в небо. Даже когда она совершенно растворилась в темноте, он продолжал смотреть.
– Идем, чего стоишь, – сказал Кирилл.
Они втроем зашагали по скошенному лугу, храня полное молчание. С Дрыном Кириллу говорить было особо и не о чем. А Машка, похоже, вообще не настроена была на разговоры. Она казалась печальной.
– Машка, а ты куда теперь? – осенило вдруг Кирилла. – У тебя ж все стекла дома побиты. Пошли к нам.
– Нет, Кирилл, спасибо.
– Да почему? Мать тебя хоть днем, хоть ночью пустит. И слова не скажет.
– Нет, спасибо. Я к соседям пойду. Там тетя Вера, она с мамой дружила. Она тоже меня в любое время пустит.
– Как хочешь, – пожал плечами Кирилл, несколько разочарованный.
Машку они провожали вдвоем почти до самого дома. Но на перекрестке Кирилл остановился и сказал Дрыну.
– Ладно, ты иди. Нам поговорить надо.
– Понял, – легко согласился Дрын и зашагал прочь. Он держал руки в карманах джинсов, и локти торчали в стороны, словно ручки у кувшина.
Кирилл проводил его взглядом, потом повернулся к Машке.
– Ну что, – вздохнул он. – Кончилось кино?
– Кончилось, – кивнула Машка, глядя в землю. – Спасибо вам большое, Кирилл.
– И продолжения не будет?
– Какого продолжения? – Машка по-прежнему не смотрела на него.
– Да так... Дела поделали, теперь разбегаемся – правильно? «Спасибо вам большое» и до свидания.
– Кирилл, я не понимаю...
