И начинался незабываемый пир.
Полные миски с ботвой молодой репы, черноглазые бобы с ветчиной, толстые ломти розового сала, жареные ребрышки, хрустящие подрумяненные цыплята и ломтики нежной бельчатины и крольчатины, слоеное печенье на пахте и маисовый хлеб с корочкой, большие куски пирога со сладким картофелем, сливочный кекс и прочее, и тому подобное, чего только душе угодно; даже если съестные запасы были истощены, все равно каждая семья находила, что выставить, и, когда прихожане переходили от стола к столу, трудности и заботы забывались хотя бы на этот день.
Мальчики и я только успели наполнить по первому разу свои тарелки и расположиться под старым деревом грецкого ореха, как Стейси вдруг поставил свою тарелку и поднялся.
– Что такое? – спросила я, набивая рот маисовым хлебом.
Стейси зажмурился от солнца.
– Посмотрите, вон человек на дороге.
Я улучила момент, чтобы взглянуть, не выпуская куриной ножки из рук.
– Ну и что?
– Он похож… дядя Хэммер! – закричал Стейси и бросился бежать.
Я, все еще сомневаясь, следила за ним, не собираясь оставлять свою тарелку, если только это и в самом деле не дядя Хэммер. Но когда Стейси добежал до человека и обнял его, я бросила тарелку и кинулась бегом через лужайку к дороге. Кристофер-Джон, не выпуская тарелки из рук, и Малыш побежали вслед за мной.
– Дядя Хэммер, а где ваша машина? – спросил Малыш, когда мы все по очереди обнялись с ним.
– Продал, – сказал он.
– Продал?! – вскричали мы хором.
– Н-но зачем? – спросил Стейси.
– Нужны были деньги, – просто ответил дядя Хэммер.
Когда мы подошли к церкви, нас встретил папа. Он обнял дядю Хэммера.
– Вот не ожидал, что ты проделаешь такой путь и приедешь сам сюда.
– Неужели ты ожидал, что я доверю такие деньги почте?
– А телеграфом?
– Тоже не доверяю.
– Скажи, как тебе удалось достать их?
– Кое-что занял, кое-что продал, – сказал он, пожав плечами.
Затем головой указал на папину ногу. – Как это тебя угораздило?
Папа встретился глазами с дядей Хэммером и улыбнулся слегка.
– А я-то надеялся, ты и не спросишь.
– Ага, понятно.
– Папа, – сказала я, – дядя Хэммер продал свой «пакард».
Папина улыбка увяла.
– Я никак не думал, что дойдет до этого.
Дядя Хэммер одной рукой обнял папу.
– А что толку в машине? Сажать хлопок она не может. Дом на нее не поставишь. Да и четверых симпатичных деток не вырастишь с ее помощью.
Папа кивнул понимающе.
– Ну, теперь ты наконец расскажешь мне про свою ногу?
Папа оглядел снующих туда-сюда вокруг столов людей.
– Сначала найдем тебе, что поесть, – сказал он, – а потом я все расскажу. Надеюсь, тогда это лучше проскочит за компанию с хорошей едой.
Так как дядя Хэммер должен был уехать рано утром в понедельник, мальчикам и мне разрешили подольше не ложиться спать, чтобы побыть с ним. Мы уже давно должны были бы лежать в постели, однако все еще сидели на переднем крыльце, освещенном лишь белым светом полной луны, прислушиваясь к убаюкивающим голосам папы и дяди Хэммера, которые опять звучали вместе.
– Завтра мы поедем в Стробери и первым делом оформим выплату; – сказал папа. – Не думаю, что с моей ногой мне удастся проделать весь путь и до Виксберга, но мистер Моррисон отвезет тебя туда и посадит на поезд.
– Ему вовсе не обязательно это делать, – возразил дядя Хэммер. – Я могу и сам добраться до Виксберга.
– Но у меня будет спокойней на душе, если я буду уверен, что ты на самом деле сел на поезд, который идет на Север, а не спрыгнул с него, чтобы натворить глупостей.
Дядя Хэммер поворчал немного.
– Что бы я хотел сделать с Уоллесами, вовсе не глупости… И с Харланом Грэйнджером в придачу.
