Кэт потянула меня за полу пиджака.
— Бесполезно. Только что кончился «Призрак оперы». Такси не достать.
— Тогда дойду до какой-нибудь гостиницы, — решил я, — и попрошу швейцара, пусть вызовет. Подожди здесь.
— Нет, не надо. Доедем на метро. «Пикадилли-Серкус» же рядом, да?
— В двух шагах. — Я показал рукой.
Она кивнула и подняла над головой сумочку, безуспешно пытаясь спасти прическу от дождя. Мы выскочили из-под навеса на тротуар, прошмыгнули сквозь толпу и нырнули в недра «Пикадилли- Серкус».
— Здесь хотя бы сухо, — подбодрил я, выуживая из кармана мелочь на билет.
Кэт снова кивнула, отряхивая подол пальто.
У автоматов оказалась давка, а у турникетов еще бóльшая. Я передал Кэт талончик, и она осторожно сунула его в щель, поспешно отдергивая руку, пока турникет не засосал ее вместе с билетом.
Эскалаторы на спуск не работали, пришлось топать пешком. Двое наголо бритых прыщавых панков проскочили мимо, расталкивая всех локтями и грязно ругаясь.
Внизу под схемой метро растеклась мерзкого вида лужа.
— Нам на линию Пикадилли. — Я взял Кэт под руку и вывел по переходу на переполненную платформу. Цифровое табло сообщало, что до следующего поезда «2 минуты».
В это время подошел состав с противоположной стороны, и хлынувшая на станцию толпа вынесла нас вперед. Кэт сжалась, не сводя глаз с ограничительной линии вдоль края платформы, а я подумал: «Для полного счастья только какой-нибудь крысы не хватает. Или поножовщины».
Прибыл наш поезд, мы втиснулись внутрь и встали рядом, зажатые, как сардины в банке.
— Через пару остановок поредеет, — пообещал я. Кэт кивнула. Вид у нее был оглушенный, как после контузии.
Вот так же и Эллиот, невидящим взглядом уставившись на сцену, спрашивал глухим голосом: «С кем у тебя роман?», а потом вслепую карабкался вдоль ряда, натыкаясь на колени и ноги, как будто оглушенный порывом мертвящего едкого ветра. Еще минуту назад все было прекрасно, он пил вино и разглагольствовал о Хейли Миллс, и вдруг хлоп! — взрывом бомбы мир разносит на осколки, и жизнь лежит в руинах.
— «Грин-парк»! — объявил динамик. В открывшиеся двери впихнулись новые пассажиры.
— Эй ты, не балуй! — Женщина со спутанными свалявшимися волосами погрозила Кэт пальцем, тыча ей посиневшим ногтем чуть ли не в нос. — Смотри у меня!
— Ну хватит! — Я загородил Кэт собой. — На следующей же выходим. — Обвив ее рукой за талию, я начал проталкиваться к дверям.
— «Гайд-парк-Корнер» — донеслось из динамика.
Мы вышли, двери с шелестом съехались, и поезд начал набирать ход.
— Поднимемся и поймаем такси, — проговорил я с горечью. — Ты была права. Метро катится в тартарары.
«И мы все туда же, — в сердцах подумал я, увлекая Кэт за собой по пустому переходу. — Сара, Эллиот, Лондон, Хейли Миллс. Всё и вся! Старикан, Риджент-стрит, и мы с Кэт».
Встречный ветер ударил прямо в лицо. Не от нашего поезда, откуда-то спереди, из перехода. Еще хуже, стократ хуже, чем прежде. Я попятился к стене, согнувшись пополам, как будто мне дали под дых. Беда, смерть и опустошение.
Держась за живот, я попытался выпрямиться, хватая ртом воздух. Кэт распласталась по противоположной стене, прижав ладони к кафельной плитке, побледневшая и осунувшаяся.
— Ты почувствовала! — Я испытал невыразимое облегчение.
— Да.
Ну конечно же! Это ведь Кэт, с ее гиперчувствительностью, догадавшаяся про любовный роман Сары и про то, что Старикан постарел. Надо было сразу бежать к ней, тащить ее в метро и просить покараулить со мной в переходах.
— Никто больше не чувствует. Я уж думал, с ума схожу.
— Нет. — Что-то в ее голосе, в том, как она съежилась, прижимаясь к зеленому кафелю, подсказало мне то, о чем я давно уже должен был догадаться.
— Ты и в первый приезд чувствовала, — с изумлением проговорил я. — Поэтому ты ненавидишь метро. Из-за вихрей.
Она кивнула.
— Поэтому ты хотела поехать в «Харродс» на такси. Что же ты сразу не сказала?
— Такси нам было не по карману. А ты ветра не чувствовал.
Ничего я не чувствовал: ни явное нежелание Кэт спускаться в метро, ни то, как она отшатывается от приближающихся поездов. «Кэт боялась очередного вихря», — понял я, вспомнив, как она нервно вглядывалась в зияющий тоннель. Ждала, что вот-вот ее оглушит снова.
— Надо было сказать. Я бы помог тебе выяснить, что это за вихри, и страх бы ушел.
Кэт подняла голову.
— Что это за вихри? — механическим эхом повторила она.
— Да. Я вычислил, отчего они возникают. Во всем виноват инверсионный слой. Воздух попадает в ловушку и не находит выхода. Получается что-то вроде газовых мешков в шахтах. Он застаивается тут на годы, — объяснял я, вне себя от радости, что могу изложить свои мысли, поделиться с Кэт. — Во время «блица» станции метро использовались как бомбоубежища, — увлеченно продолжал я. — В «Балам» попала бомба, и в «Чаринг-Кросс» тоже. Поэтому ветер там пахнет дымом и кордитом. Это были фугасы. А на «Марбл-Арч» людей поранило разлетающимися осколками кафеля. То, что мы чувствуем — отголоски тех событий. Ветры из прошлого. Не знаю, откуда взялся конкретно этот. Может, тоннель обвалился, а может, «Фау-2»… — я умолк.
Кэт смотрела на меня таким же взглядом, как тогда, в гостинице, когда поведала, что у Сары любовник.
Я в ответ уставился на нее.
— Ты знаешь, откуда берутся вихри, — наконец заключил я. Конечно, знает: Это же Кэт, она все знает. Кэт, у которой было двадцать лет на раздумья.
— Откуда они, Кэт?
— Не… — начала она, глядя в глубь перехода, будто надеясь, что сейчас оттуда хлынет поток пассажиров, отрежет нас друг от друга, и ей не придется договаривать. Но в переходе было пусто, и даже воздух, казалось, застыл.
— Кэт?
Она сделала глубокий вдох.
— Это то, что будет.
— Будет? — в недоумении переспросил я.
— Что нас ждет. — В ее голосе послышалась горечь. — Разводы, смерть, развал. Конец всему.
— Нет, не может быть. «Марбл-Арч» перенесла прямое попадание. И «Чаринг-Кросс»…
Но ведь это Кэт, она всегда права. Что если пахло не дымом, а страхом, не пеплом, а отчаянием? А формальдегид — это не трупный смрад временного морга, а запах самой смерти, мраморной арки, которая ждет нас всех? Неудивительно, что у Кэт возникли ассоциации с кладбищем.
Что если эти прямые попадания, осколки шрапнели, косящие молодость, брак и счастье, — это не «Фау-2», а смерть, опустошение и упадок?
Все вихри как один несли запах смерти, а ведь смерть — это не только война. Вот, например, Хари Шринивасау. И паб, где подавали отменную рыбу с картошкой.
— Но все станции, где возникает ветер, бомбили в войну. А на «Чаринг-Кросс» пахло водой и грязью. Это точно отголоски «блица».
Кэт покачала головой.
— Я их чувствовала и в Сан-Франциско.
— В подземке? Но это же Сан-Франциско. Там могло быть землетрясение. Или пожар.
