— Отлично. Высадишь меня на углу Шестнадцатой и Миссии.
— Как ты попал в машину?
Лес показал мне короткий плоский кусок металла:
— Отмычка.
— Отмычка, — повторила я, подражая его прозаичной интонации. — У тебя что, передоз «Полицейских»? Нельзя просто так взламывать в чужие машины!
— Я знал, что ты не рассердишься.
— Ты знал, что я не рассержусь? Да этой машине всего полгода! Если ты сломал замок, я тебя прикончу!
— Не прикончишь. — Он ухмыльнулся, и в усмешке промелькнул намек на его прежнее самомнения. Даже в тяжелых обстоятельствах он все еще оставался классным.
— Ты прав, не прикончу. — Я отвернулась и завела двигатель. — Как ты вообще? В порядке?
— О, со мной все супер, Энджи, просто чертовски хорошо! Полиция следит за моим домом, я ночую в чужих машинах, они допрашивают всех моих друзей — что может быть лучше?
— Мне жаль, Лес, но я тебе говорила — не пускайся в бега, — отозвалась я и подумала, что говорю в точности как мать.
— Ты сделала запись, как я просил? Получилось что-нибудь?
— Не знаю. Но я отнесла ее в полицию, как ты и хотел.
Лес рванулся ко мне, стукнувшись о спинку сиденья.
— И что они сказали? Собираются кого-нибудь арестовать?
— Инспектора это не убедило. Он сказал, полиция уже давно за ними наблюдает, но ничего противозаконного не заметили. Правда, копию видео он сделал, но; думаю, это только для того, чтобы подбодрить меня. — Я посмотрела в зеркало. Лес потирал небритый подбородок.
— Копай глубже, Энджи. Должно быть какое-то другое место, или пусть они пригласят тебя к себе домой, или еще что-нибудь…
— Я копаю глубоко, Лес. Глубже, чем ты думаешь.
Мы доехали до угла Шестнадцатой и Миссии. На улице было полно зевак. Я перестроилась на автобусную полосу и остановилась.
— Посмотри на меня, Энджи, — сказал Лес.
Я посмотрела, он напряженно уставился мне в лицо.
— Ты тоже знаешь этого парня, так?
Я промолчала, но он и не ждал ответа.
— Энджи, вот он и станет твоим пропуском. Заставь его разговориться, пусть он расскажет тебе, что случилось с Люси. Я уверен, он и есть… — Дрожа от возбуждения, Лес навис надо мной.
— Прекрати! — заорала я. — Ты его не знаешь! Откуда мне знать, что это не твоих рук дело, Лес? И я должна помочь тебе прикрыть задницу, подставив другого человека?
Лес медленно выдохнул сквозь сжатые губы.
— Он тебя зацепил, Энджи, да? Ты говоришь в точности как Люси. А если хорошенько подумать, той выглядишь как она. Бледная, нездоровая. Глаза бешеные. — Он печально посмотрел на меня, протянул руку и положил ее мне на плечо. — Энджи, есть один человек, его зовут Николай Блалок, он изучает вампиров. Может быть, он сумеет помочь тебе разорвать чары. Я его нашел, когда пытался вытащить Люси с этого шабаша ведьм.
— И он помог?
— Нет. Люси отказалась с ним разговаривать.
— И где этот Николай?
— Не знаю, я разговаривал с ним только по телефону. У него есть веб-сайт, называется vampire-hunter.com. — Лес взялся за дверную ручку.
— Лес, как мне тебя найти, если что?
— Никак. Я сам с тобой свяжусь, когда понадобится. Будь осторожна, Энджи. Похоже, сейчас тебе помощь требуется больше, чем мне.
И он в одно мгновение растворился в толпе.
Чтобы добраться до родителей, я свернула на Долорес-стрит, широкий бульвар с зелеными островками пальм по центру, проехала Мимо Миссии Долорес, в чью честь названа улица, и по непонятным для самой себя причинам припарковалась. Старая Миссий Долорес — глинобитное строение с известковой побелкой, широкими низкими колоннами и красной черепичной крышей было построено в 1790 году и считалось самым старым зданием в городе. Я видела его на фотографиях девятнадцатого века. Оно и тогда выглядело почти так же, как сейчас. Его тогда окружали лишь грязь да животноводческие фермы. Построенный рядом с ним грандиозный собор затмевал небольшое глинобитное строение, но туристы посещали в первую очередь Миссию.
Район, в котором я выросла, находился всего в нескольких кварталах отсюда, за следующим холмом, и мы довольно часто ходили на службы в церковь Святого Филиппа, а по особым случаям вроде Рождества или Пасхи посещали мессу в соборе Миссии Долорес.
Я поднялась по широким бетонным ступеням в церковь. Она была пустой, но в воздухе витал запах ладана после утреннего богослужения. Статуя Иисуса на кресте светилась, будто только что покрашенная, и даже издалека я хорошо видела кровь на его руках, ногах, груди и лбе. Глаза под тяжелыми веками смотрели в небо, возможно, в ожидании освобождения от земных испытаний. Я села на самую дальнюю скамью и стала смотреть на статую. Когда-то давно Эрик был религиозен до такой степени, что собирался посвятить свою жизнь Богу. Интересно, что он думает о Нем сейчас, и вдруг мне вспомнились слова моего отца: «В окопах нет ни одного атеиста». Раз уж я оказалась здесь, то решила помолиться.
«Дорогой Господь, — произнесла я про себя. — Пожалуйста, присматривай за мной. Я больше ничего не понимаю и не знаю, к кому обратиться за помощью. Ты знаешь кое-что о зле и оберегаешь от него людей, так, может быть, пошлешь мне знак? — Я сомневалась, стоит ли говорить что-нибудь про Эрика, а потом сообразила, что если уж Бог в самом деле существует, Он все знает сам и об Эрике, и о моих чувствах к нему. — Скажи, как мне быть с Эриком. И пожалуйста, присмотри за Люси. Я очень надеюсь, что она сейчас наверху, с тобой». На всякий случай я еще и перекрестилась.
Я вышла из церкви, погода была великолепной. Точнее, я бы так сказала раньше, до того как прониклась отвращением к солнцу. Стоял чудесный октябрьский день, ясный, чистый и теплый, с залива дул соленый ветерок. Я наслаждалась теплом, но свет меня угнетал. Отыскав на заднем сиденье бейсболку, я натянула ее пониже и поехала вверх по холму, к дому родителей, понадеявшись, что смогу войти, пообедать и уехать, не рассказывая слишком много о случившемся. Но это будет сложно. Обычно мои родители выкачивают из меня сведения о моей жизни, как бурой вышка — нефть.
Родители живут на тихой улице в Ноэ-Вэлли, в доме, купленном еще дедушкой в 1955 году. Дед был пожарным, как и мой отец, и погиб во время пожара на складе, когда я еще была младенцем. С тех пор мы все жил и вместе — родители, бабушка, брат, сестра и я. И пользовались одной ванной. Я всегда умела принять душ быстрее любого моего знакомого.
Отец подстригал живую изгородь на лужайке размером с почтовую марку. Худощавый, жилистый Фрэнк Маккафри казался скорее моим братом, чем отцом, но это и понятно — я родилась, когда ему было всего восемнадцать. Единственными признаками его возраста были морщинки вокруг глаз, когда он смеялся — что случалось очень часто.
Когда я въехала на дорожку, папа отложил ножницы.
— Мэм, вам нельзя тут парковаться, это частная собственность. — Он грозно нахмурился.
Сдаваясь, я подняла руки:
— Все-все-все, ты победил!
Он подошел и стиснул меня в медвежьем объятии. От него пахло свежескошенной травой и потом.
— Рад, что ты приехала, милая. Мы прочитали про Люси Уэстон в утренней газете.
Я тоже обняла его, зная, что больше он ничего по этому поводу не скажет. Работая пожарным, папа не раз сталкивался со смертью и справлялся с этим при помощи пива и молчания.