– Так у вас есть семейные альбомы?

– Да, они наверху.

Шоу подал мне чашку чая. Мне показалось, что он как-то по-особенному глянул на меня, будто знал, что в его отсутствие я рыскал по дому.

– Но вы не волнуйтесь. Смело можете сказать мистеру Крейсу, что снимков с его изображением нет. Морин их все сожгла после… после того, как это случилось. Уж больно зла была на него.

– Ну да, конечно.

– Как вы понимаете, вся это ситуация с Крисом ее не очень радовала, но его фотографии уничтожить она не могла. Так что все они в альбомах, собирают пыль.

– А можно посмотреть хотя бы парочку? – попросил я. – Просто…

– Не можете поверить, что вы с ним похожи, как близнецы? Представляю, как вы были ошарашены. Неудивительно, что вы чуть не лишились чувств. Хотя странно, да?

Шоу поставил свою чашку и стал медленно подниматься по лестнице.

– Посмотрю, что можно найти, – сказал он, обернувшись.

Пока старик отсутствовал, я все смотрел на фотографию Криса, стоявшего перед липами, – смотрел на другого себя. Через пару минут Шоу вернулся, неся стопку фотоальбомов. Он положил их на стол и дал мне тот, что был сверху. Я листал альбом с фотографиями Криса: вот он идет по прибрежной тропинке, ест мороженое, стоит, горделиво скрестив на груди руки, перед главным входом в школу Уинтерборн-Эбби, сонно смотрит в объектив, потому что его неожиданно сняли, едва он проснулся, – и меня не покидало ощущение, будто я смотрю на другую жизнь, которая у меня могла бы быть. Мальчик, юноша на тех снимках однозначно был похож на меня – а на некоторых фотографиях выглядел совсем, как я, – но среда, окружение мне были абсолютно незнакомы, чужды.

– Так вы говорите, у вас нет фотографий, снимков с мистером Крейсом? – я посмотрел на Шоу.

– Ни одного. Уверен, вам это радостно слышать. Передайте мистеру Крейсу, что он может спать спокойно. Дневник единственный – как бы это сказать? – компрометирующий материал.

– Понятно.

– Хотя, вы уж простите меня за вольность, на вашем месте я бы поостерегся.

– Это вы о чем?

– Немного странно все это, вы не находите?

Я озадаченно посмотрел на старика, делая вид, будто не понимаю, на что он намекает.

– Вы с Крисом похожи как две капли воды. Вы же не станете утверждать, что это чистая случайность, верно? Ваши с мистером Крейсом отношения это ваше личное дело…

– Простите, мистер Шоу, не знаю, что за бредовые идеи вам лезут в голову, но у нас с мистером Крейсом исключительно деловые отношения.

– Я не намекал…

– Надеюсь, нет.

– Просто… в общем, я только пытаюсь сказать, чтобы вы были осторожны, вот и все.

Я вспомнил, как принес свое первое письмо в палаццо Крейса. Вспомнил, как коснулся гладкого мрамора, когда опускал письмо в пасть дракона. Вспомнил, как слышал вокруг себя тихий плеск воды, когда заметил в одном из окон мерцание свечи и тень, исчезающую в темноте. Кого увидел Крейс, когда его взгляд упал на меня? Юношу, похожего на любовь всей его жизни? Юношу, которого он обожал? Юношу, которого, возможно, он убил?

Я попрощался с Шоу и в оцепенении побрел назад к пабу. Несколько последних месяцев теперь представлялись мне иллюзорными, как мираж. Мысленно я пытался составить картину проведенного с Крейсом времени – просто для того, чтобы уяснить кое-что для себя, – но воспоминания ускользали, рассеивались, так что я не мог провести грань между действительностью и своими фантазиями.

По приезде в Венецию я был уверен в своем будущем, в своих планах. Все было решено: у меня будет работа, бесплатное жилье, время писать. Мне представилась идеальная возможность начать новую жизнь, забыть Элайзу и проблемы с родителями. Я готов был доказать всем – и себе самому, – что я способен на многое. Я искренне верил, что напишу роман, найду время на то, чтобы привести себя в форму, разобраться в собственных странных мыслях и бредовых идеях, что теснились в моей голове.

Увы, получилось не так, как я задумал. С тех пор как я поселился в палаццо Крейса, я почти не работал над романом – написал в лучшем случае несколько страниц. Все свое время я посвящал Крейсу, принес ему в жертву свою независимость, свою жизнь. А он, оказывается, на протяжении всех этих месяцев вел какую-то свою подлую игру.

Конечно, теперь многое стало ясно, обрело смысл. Те косые взгляды украдкой, которые он бросал на меня, когда думал, что я не смотрю на него. Его меленькие, в складках кожи глазки, как у ящерицы, впивались в меня, изучая мое лицо: выступ скулы, краешек лба или чувственной верхней губы. То странное выражение, что появлялось на его лице – затуманенный мечтательный взгляд, в котором сквозили одновременно восторженность и нестерпимая боль, – когда он видел меня утром или когда вечером я подавал ему напиток.

Вернувшись в паб, я поднялся в свою комнату и умылся холодной водой. Итак, какие у меня факты? Да, Крис умер, однако откуда мне знать, что его убил Крейс? Почему я допускаю, что Шоу не лжет? А может, Крис и впрямь покончил с собой, как сказано в заключении? Ведь если бы Крейс убил Криса, полиция провела бы дознание и привлекла бы к суду убийцу. Что ж, пора познакомиться с записями Криса.

Я открыл дневник и, листая его, заметил, что некоторые листы вырваны. Я вернулся в самое начало и увидел написанное в середине первой страницы четверостишие.

Листая эти страницы, питайте мои слова.В них я весь перед вами.Прочь мысли о счастливом будущем.Всегда один, всегда смотрю назад.К. Д.

Я похолодел. Поднял голову от тетради. У меня мелькнула мысль, что лучше захлопнуть дневник и вернуть его Шоу. Но, честно говоря, выбора у меня не было. Я начал читать.

31 августа 1959 г.

Через толпу мальчишек я протиснулся в класс, находившийся рядом с библиотекой. Когда я вошел, взгляды всех, кто был там, устремились на меня. Я огляделся, ища свободную парту, и увидел одно пустое место в последнем ряду. Я положил свой ранец на парту и сел. Рядом сидел темноволосый мальчик с темными глазами. Улыбнувшись, я поздоровался с ним, но он в ответ лишь просто посмотрел на меня. Я полез в ранец, делая вид, будто что-то ищу там – карандаш или ластик. Я надеялся, что страх пройдет и что к тому времени, когда я подниму голову, все будет хорошо. Я стал отсчитывать секунды, сгибая пальцы и вдавливая ногти в ладонь. Когда учитель наконец появился, я уже потерял счет времени, а мои ладони стали красными.

Учитель поприветствовал класс. Его звали мистер Гамильтон-Паркер. Он сказал, что в этом году он будет нашим классным наставником. Он взял журнал и начал делать перекличку. Адамс? Здесь, сэр. Амнерсон? Здесь, сэр. Так он по очереди окликал учеников, пока не дошел до меня. Дэвидсон? Я не мог издать ни звука. Горло будто отекло. Учитель поднял голову и опять назвал мою фамилию. Я попытался кашлянуть. Здесь, сэр, прошептал я. Учитель меня не услышал, и мне пришлось ответить еще раз. Кто-то на последнем ряду пошутил по поводу моего голоса. Мой темноволосый сосед – позже я узнал, что его зовут Левенсон, – хихикнул, и я увидел, что остальные ребята повернули головы и смотрят на меня. Я почувствовал, что краснею. Мистер Гамильтон-Паркер велел мальчикам успокоиться и продолжил перекличку.

На собрании[22] я пытался перехватить взгляд отца, но он не смотрел в мою сторону, не глянул даже после того, как закончил играть. Директор, доктор Харт, поприветствовал новичков и выразил надежду на то, что он будет гордиться нами. Он уверен, что всех нас ждет блестящее будущее и что все мы будет счастливы в Уинтерборне.

1 сентября 1959 г.

Мама спросила, как приняли меня в школе. Я сказал, что хорошо, замечательно. Что с твоей губой? – спросила она. Ничего, ответил я. Просто в регби играли. Должно быть, это была грубая игра, заметила она и велела мне быть осторожней. Отец стоял у раковины, чистил овощи, которые только что сорвал в огороде. Когда я проходил мимо него к лестнице, он не взглянул на меня. Я поднялся в свою комнату и содрал с себя форму.

Вы читаете Лживый язык
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату