могу. Мне неловко просить вас, Адам, но не могли бы вы…
Он теребил рубашку, дергая за пуговицы, но никак не мог унять дрожь в руках.
– Конечно.
Начав с воротника, я, не торопясь, расстегнул на нем рубашку до пояса. Крейс стоял, опустив глаза, будто терпел вынужденное унижение. Опираясь на меня, он расстегнул молнию на брюках. Я подвел его к унитазу, опустил сиденье, посадил его и осторожно стянул с него брюки. Я смотрел на него, и у меня сжималось сердце от жалости. Он выглядел таким несчастным, усталым, дряхлым, сидя на унитазе в трусах, майке и носках. И хотя я знал, что в прошлом он совершил много ужасного, сейчас, это было видно, он уже ни на что не был способен. Просто доживал последние дни, ожидая, когда смерть заберет его.
Я поднял его одежду, убрал в сторону, чтобы потом постирать. Крейс не мылся несколько дней, но, как ни странно, от него не сильно пахло. Причем от него исходил не естественный запах тела, а некий кисловатый душок, какой источают пораженные плесенью книги. Он пахнул как старая непроветриваемая библиотека.
– Спасибо, Адам, вы так добры ко мне, – проговорил Крейс, по-прежнему глядя в пол. – Даже не знаю, что бы я без вас делал.
Вытянув тонкую руку, на которой теперь не было даже намека на мышцы, он оперся на раковину и попытался встать с унитаза, но поморщился от боли.
– Давайте я помогу. – Я подхватил его под мышки.
– Это так унизительно. Даже не знаю, что со мной.
– Пройдет всего несколько дней, и силы к вам вернутся. Просто вы пережили сильное потрясение, и пока за вами нужен уход.
– Вы такой добрый, Адам. Такой добрый.
Убедившись, что крепко держу Крейса, я поднял его на себя. Он был легкий, как пушинка. Его холодные руки обхватили меня за шею, и я почувствовал, как его пальцы погладили мой затылок. Я поморщился от этого прикосновения. Притянув его к себе, я ощутил металлический запах его дыхания.
– Спасибо, спасибо, – прошептал он, наваливаясь на меня.
– Ну вот, прекрасно, – сказал я, помогая Крейсу принять устойчивое положение. Он убрал руки с моей шеи. – Замечательно. Как вы смотрите на то, если я оставлю вас? Управитесь без меня? Сами сядете в ванну?
– При обычных обстоятельствах я не стал бы вас просить, Адам, но может, вы все-таки мне поможете? Я понимаю, что злоупотребляю вашей добротой. Просто спина жутко болит, будто меня всего скрутило.
Он попытался дотянуться рукой до спины, и его лицо исказилось от боли.
– Не знаю, что тот парень сделал со мной, но боль ужасная.
– Что ж, теперь посадим вас в ванну.
Я наклонился, погрузил руку в ванну, проверяя температуру воды: она была горячая, но не обжигала. Я насыпал в ванну соль с цитрусовым запахом, размешал ее в воде руками и вытер ладони. Стараясь не думать о том, что мне предстоит сделать, я взял майку Крейса за нижние края и стал стягивать ее: обнажил его впалую грудь, высвободил острые костлявые плечи, потом голову. Посадив Крейса на край ванны, я опустился на колени и снял с него носки. Его шишковатые кривые пальцы были похожи на узловатые корни старого дерева. Вновь поставив Крейса на ноги, я встал у него за спиной и осторожно стянул с него белые хлопчатобумажные трусы, потом, поддерживая его, помог скинуть их с ног. Ягодицы у него были впалые, и, когда он повернулся, я мельком увидел его длинный тонкий пенис в окружении седых волос. Я помог Крейсу забраться в ванну и сесть.
– Черт, горячо, – произнес он, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.
– Но должно помочь. – Я взял его за плечи и заставил откинуться на узкий край ванны.
– Да, уже немного лучше.
– Вы пока полежите, – сказал я, вытирая руки, – а потом, когда будете готовы мыться, позовите меня.
– Знаю, я ужасно докучаю вам, но не посидите ли вы со мной немного? Мне все еще нехорошо.
– Конечно, без проблем.
Я смотрел, как напряжение уходит из тела Крейса. Он опустился чуть глубже, так что его голова почти исчезла под водой. Смежив веки, он скрестил на груди руки и выдохнул.
– Как продвигается ваша книга? – спросил Крейс, не открывая глаз.
– Простите?
– Ваш роман… как он идет?
– За последнее время я мало что написал. Похороны и все такое.
– Ну да, конечно. – Крейс открыл глаза и сел в ванне. – Но перед отъездом вы пообещали, что почитаете мне кое-что из написанного.
– Боюсь, пока у меня одни лишь черновые наброски. Я не уверен, что это стоит читать кому бы то ни было.
– Жаль, – сказал Крейс, поджав губы. – Должен признать, я так ждал этого. Думал, вы уже исписали весь свой блокнот. Передайте, пожалуйста, мыло.
Я дотянулся до мыльницы, стоявшей на углу ванны, и подал старику кусок мыла с экстрактом оливкового масла. Его пальцы задержались на моей руке чуть дольше, чем следовало бы.
– Но ведь здесь только я, Адам. Вы же не будете читать перед целой аудиторией.
– Ну…
– Пожалуйста. Заодно поможете мне отвлечься от тяжелых воспоминаний. Я хоть на время позабуду о том, что пережил вчера.
Мне особо нечего было ему показывать – я написал всего несколько эпизодов, – тем не менее я согласился.
– Только сразу предупреждаю: не ждите от меня слишком многого.
– Не беспокойтесь, – улыбнулся Крейс. – Не буду.
Только после того, как я искупал, вытер и одел Крейса, у меня, наконец, нашлось время распаковать свои вещи. Моя комната была такой же, какой я ее оставил: просторная, голая, функциональная. Войдя в комнату, я отметил, что она лишена тех маленьких штрихов, которые придают индивидуальность любому помещению: картин на стене, сувениров на полках, книг, открыток,
Я вынул из рюкзака футляр с туалетными принадлежностями и положил его на пол у двери, чтобы не забыть отнести в ванную, потом достал одежду, требующую чистки и стирки. Я решил, что все неотложные дела – стирка, уборка на кухне, наведение порядка в доме – подождут до завтра. Сейчас я валился с ног от усталости, был изнурен – и не только из-за того, что мне пришлось встать рано, чтобы успеть на самолет. Думаю, прежде всего сказывалось потрясение, которое я испытал, когда по возвращении в палаццо увидел, в каком плачевном состоянии пребывает Крейс. Я старался не вспоминать эпизод в ванной: близость его рептильного тела, ощущение под руками его кожи, вид его наготы.
Инцидент с его бывшим помощником, который, как оказалось, был весьма неприятным типом, сильно расстроил Крейса. Правда, я был уверен, что раны его несерьезны, порезы на руках по прошествии нескольких дней заживут, да и спину тоже отпустит.
Когда Крейс сидел в ванне, я опять предложил ему обратиться в полицию, но он повторил, что не намерен предпринимать дальнейших действий. И он так настаивал на своем решении, что я засомневался в правдивости его рассказа. Почему мой предшественник ушел так неожиданно? Чем обидел его Крейс? Теперь, зная о прошлом Крейса, я охотно допускал, что он пытался совратить юношу, а тот воспротивился, они поскандалили, и парень понял, что ему ничего не остается, как уйти. Неудивительно, что юноша, рассерженный и обиженный, вернулся сюда, чтобы отомстить.
Я достал из рюкзака свой блокнот, сел за стол у окна и стал просматривать свои записи, чувствуя прилив гордости от того, что я собрал столь солидное досье на Крейса. Некоторые аспекты его жизни мне по-прежнему были неясны и даже неизвестны, но, в общем и целом, у меня было достаточно материалов, чтобы приступить к написанию его биографии. На последней странице я начал составлять список
