— Надо бы все-таки предложить ему что-нибудь…
— Отец, умирая, взял с меня слово. Я не могу.
Мигел пожал плечами.
Педру проводил глазами широкую спину брата и посмотрел на фотографию на столе. Он не сказал ему о другом предсмертном пожелании отца: чтобы младшему сыну не досталось ничего из наследства — ни «Банку де Осеану и Роша», ни связанных с ним компаний. Это было единственное, чего он так и не понял, а отец не объяснил. Но теперь странным образом Педру освободился от груза этой проблемы: Мануэл Абрантеш перестал существовать, и ничто не мешает ввести в совет директоров Мигела да Кошта Родригеша. Это совершенно другой, новый человек. Мануэл же превратился просто в клочки паспорта, сгоревшие в Сан-Паулу. Его нет. А Мигел да Кошта Родригеш никогда не был тем, кто пытал, насиловал, убивал, осуществлял массовые репрессии. Это выпускник американского университета, имеющий ученую степень и семилетний опыт работы в бразильском банке. Это милый и любезный человек, любитель анекдотов и смешных историй, рассказываемых за ужином. Он любит детей, и дети любят его. На работе он пользуется всеобщей симпатией и уважением за особо тесные отношения с владельцем банка, а также за природную общительность, умение сходиться с людьми.
Второй раз в жизни ему повезло. Он добился успеха.
19 января 1981 года он женился на женщине, которую сосватал ему брат, — Лурдеш Салвадор Сантуш. Десять лет назад его с души бы воротило от ее набожности, но сейчас ему это даже нравилось. Он радовался если и не красоте жены, то ее добродушию и абсолютной ему преданности. Единственное, что омрачало их брак, были два выкидыша, последовавшие один за другим, и рекомендация доктора прекратить искушать судьбу.
Последний выкидыш случился в пору, когда, казалось, все складывалось чрезвычайно удачно. В июне он подписал бумаги на начало возведения двадцатиэтажного здания возле Ларгу-де-Дона-Эштефанья. Через неделю началась работа, и в деловых кругах Лиссабона он стал известен как генеральный директор по строительству «Банку де Осеану и Роша», член совета директоров с большим пакетом акций.
Неприятность с женой очень его огорчила, и он невольно стал больше внимания уделять работе. Он купил недвижимость в Салданье — про запас. Скупал старые фабрики на окраинах Лиссабона, чтобы развивать там предприятия легкой промышленности и малый бизнес. Скупал земли возле Кашкайша в районе Бока-ду-Инферну, собираясь строить там туристические базы. Купил многоквартирный дом в лиссабонском районе Граса, откуда открывался чудесный вид на город. Два верхних этажа он превратил в свою личную лиссабонскую резиденцию. Он перестроил принадлежавший жене дом в старой части Кашкайша. Он потолстел и повеселел.
В первый день нового, 1982 года Мигел и Лурдеш Родригеш пригласили Педру и Изабел Абрантеш с тремя их детьми к себе в Кашкайш на обед. День был очень солнечный, но холодный, а когда к вечеру зашло солнце, температура опустилась чуть ли не до нуля.
Жена Педру была на седьмом месяце беременности четвертым ребенком. Она очень раздалась, что было странно, потому что три прежние беременности почти не изменили ее фигуры. Поэтому на обратном пути она сидела в машине сзади с двумя дочерьми, а маленький Жоакин ехал на переднем сиденье рядом с отцом.
Они выезжали из Сан-Педру-де-Эшторила на своем новеньком, купленном всего полгода назад «мерседесе» на скоростную трассу Маржинал, когда одновременно произошли три случайности: маленький Жоакин встал на сиденье, встречная машина вильнула через разделительную полосу, а шедший сзади БМВ нагнал машину Педру. Педру протянул руку, чтобы усадить мальчика на место. Он рванул руль вправо, но БМВ ударил его в заднее крыло. «Мерседес» дважды крутануло и вынесло на обочину. Машина перевернулась, зависла на секунду над пропастью, потом рухнула на скалы. Троих детей вышвырнуло из салона. «Мерседес» перекатился через них и замер крышей вниз в холодных водах Атлантики.
Уже через десять минут пожарные были на месте катастрофы. Собравшаяся толпа рыдала над валявшимися на камнях обезображенными детскими телами. Пожарные мгновенно установили, что Педру мертв, а Изабел дышит, но зажата между передними и задними сиденьями. Потребовался час, чтобы извлечь ее и отправить в больницу в Лиссабон. Плод, девочка весом два семьсот, был извлечен путем кесарева сечения и помещен в инкубатор. Но сердце ее матери не выдержало операции и остановилось.
Спустя сутки в монастыре иеронимитов в Белене происходило отпевание. Всех хоронили в закрытых гробах. Собравшиеся с ужасом и состраданием глядели на детские гробики. Семья Абрантеш упокоилась на лиссабонском кладбище Душ-Празереш, где был похоронен и Жоакин Абрантеш, чье тело было доставлено сюда из Лозанны в 1979 году.
Мигел да Кошта Родригеш несколько недель не снимал темных очков, а когда снял, глаза его оказались больными, с припухшими, воспаленными веками. Смерть брата повергла его во мрак, подобный которому он испытывал в жизни всего однажды. Слабым утешением стал для него лишь ребенок, которого удалось спасти. Девочку назвали Софией, как того и хотели родители.
А с января 1982 года Мигел да Кошта Родригеш стал вспоминать Мануэла Абрантеша. «Банку де Осеану и Роша» перебрался из Байши в более вместительное помещение на Авенида-да-Либердаде на то время, пока не завершится строительство здания близ Ларгу-де-Дона-Эштефанья. Офис брата на Руа-ду- Оуру Мигел решил сохранить и использовать.
26 марта 1982 года он поднимался по лестнице старинного здания XVIII века на Руа-да-Глория, ведя за собой молоденькую проститутку. Верхние этажи здания занимал пансион «Нуну», где можно было получить номер на час. Он позвонил, услышал шелестенье газеты и в свете неоновой лампы над конторкой увидел портье — Жорже Рапозу, своего бывшего сослуживца по работе в тюрьме Кашиаш.
Больше Мигелу Родригешу не приходилось рыскать по улицам: Жорже Рапозу присылал к нему девушек прямо в офис.
Начиная с апреля каждую пятницу обеденное или послеобеденное время он проводил в этом офисе на Руа-ду-Оуру. Бумаги, которые требовали подписи, доставлялись ему из главного здания.
В пятницу 4 мая 1982 года его подпись понадобилась секретарше юрисконсульта банка. Дело было срочное и до понедельника ждать не могло. Все другие секретари банка были заняты, и документ на Руа- ду-Оуру пришлось отнести ей самой.
36
Я сел на утренний поезд в Каиш-ду-Содре. Там прошелся по набережной; то и дело меня толкали люди, спешившие с парома на работу. День опять обещал быть жарким, я снял пиджак и нес его на плече. На другом берегу реки из утренней дымки выплывала громада башенного крана. Я думал о Карлуше Пинту и о том, смогу ли вновь взглянуть ему в глаза, работать с ним бок о бок.
Бывает, считаешь, что знаешь себя, пока не случается нечто непредвиденное. Я тоже считал, что знаю себя, до той поры, пока не потерял жену. Люди вокруг, и в частности Нарсизу, глядя на меня, наверное, думали: «Зе Коэлью — человек, знающий себя и отвечающий за свои поступки». Но я, как и все другие, прячу свою сущность даже от самого себя.
Мой отец был хорошим человеком, искренне считавшим, что служит благу своей страны. Он умер от сердечного приступа, не успев поговорить со мной. Может быть, нам хватило бы короткого разговора, чтобы снять с души груз. Моя дочь, так переживающая мое разочарование в ней… И эта ужасная картина, то и дело возникающая перед глазами: она и Карлуш.
В памяти мелькнуло другое воспоминание — рассказ Люси Маркеш о том, что увидела Тереза Оливейра: дергающийся зад, ноги, закинутые на шею… и теперь ничего уже не поправить.
Я вспоминал это, глядя на сверкающую серебром Тежу, и чувствовал на себе новый груз — не то вины, не то прошлого, — груз, который мне нести до конца дней. Тем не менее нужно было кое-что обдумать и решить.
