— Что же она ответила?
— Она села в машину.
— Ничего не сказав?
— Ничего, что мне бы запомнилось.
— У нас имеются свидетели, показывающие, что ваш разговор с ней длился примерно минуту, пока не зажегся зеленый свет.
— Правильно. Теперь я вспомнил. Я спросил ее, как мне куда-то там проехать. Она стала объяснять, а потом сказала, что проще будет показать дорогу.
— А о чем вы говорили в машине?
— О музыке.
— В самом деле?
— Да.
— И куда вы поехали?
— Мне надо было возвращаться в Кашкайш. Я решил сделать крюк, проехав через парк Монсанту, и выехать на автостраду.
— Вы сказали, что хотели с ней секса.
— Да.
— Когда же зашла об этом речь?
— В парке Монсанту.
— Она удивилась?
— Почему же?
— Вы начали с того, что спросили у нее дорогу. Дорогу куда?
— Не помню.
— Она еще затруднилась ответить.
— А, да, в Монсанту. Я спросил у нее дорогу в Монсанту. Объяснить, как туда проехать, действительно сложно, — сказал он уже запальчиво.
— Но, согласившись показать вам дорогу, она вряд ли думала, что ее бросят в парке.
— Еще в начале разговора она сказала, что едет в Кашкайш. Я сказал, что могу подвезти ее туда. Я был…
— Но туда вы не поехали. Вы добрались в тот вечер только до Пасу-де-Аркуша.
Это была испытанная тактика: спрашивать о том, что вроде бы не имеет прямого отношения к делу, задавать вопросы, на которые у допрашиваемого нет заранее заготовленных ответов.
— Послушайте, инспектор, — сказал он уже с явным раздражением, — я спросил у нее дорогу. Она сказала, что едет в Кашкайш на поезде. Я сказал, что еду туда же на машине. Она обрадовалась, что ее подвезут. Села в машину. Я не вынуждал ее ехать со мной. Если ваши свидетели утверждают, что я втащил ее в машину силой…
— Они этого не утверждают. Я просто хочу уяснить для себя, сеньор Родригеш, как в точности обстояло дело. Итак, чтобы она села в машину, вы сказали ей, что едете в Кашкайш.
— Она сама села в машину. Мы завели разговор… — упорно гнул он свое.
— О музыке, о том, что вы едете в Кашкайш. Как же возник вопрос о сексе?
В комнате душно не было, но Родригеш потел. Ему было явно не по себе. Он ерзал на стуле и несколько раз менял позу.
— Я сказал ей, что видел ее в пансионе.
— Это должно было ее удивить.
— Почему?
— Она же считала, что села в случайную машину. Что просто показывает путь в Монсанту. Что ей предложили подбросить ее в Кашкайш. Вы беседовали о музыке… Кстати, о какой именно музыке шла речь?
— Она сказала, что ей нравятся Smashing Pumpkins.
От этих слов внутри у меня все похолодело.
— Итак, вы ехали по парку Монсанту, обсуждали Smashing Pumpkins. И вдруг все меняется. Вы, оказывается, наблюдали за ней в пансионе через двойное зеркало. Выясняется, что вы, сеньор Родригеш, вовсе не любезный дядечка, предложивший девушке подвезти ее, а такой же мерзавец, как все прочие мерзавцы.
— Вы не имеете права оскорблять моего подзащитного, — вмешался адвокат.
Мы оба вспомнили о его присутствии.
— Я жду ответа, сеньор Родригеш, — сказал я.
— Я что-то не понял, в чем состоит вопрос.
— Как восприняла она то, что вы видели ее раньше с мужчиной в пансионе «Нуну»?
— Господи, но она же проститутка…
— К вам в машину, однако, она села не как проститутка. К вам села школьница, повздорившая со своим ухажером, вызвавшаяся показать вам дорогу в парк Монсанту, за что вы обещали доставить ее в Кашкайш. Расскажите, как она на это отреагировала.
— На что?
— На изменение ситуации, сеньор Родригеш.
Молчание. Адвокат взглянул на своего клиента, не очень понимая, почему тот затрудняется с ответом.
— Может быть, тогда-то вы и приняли решение, сеньор Родригеш?
— Решение? Я вас не понимаю.
— Возможно, вы полагали, что она сама поймет, чего вы от нее хотите, и будет готова вас отблагодарить. Когда же этого не произошло, вы сказали ей, что знаете о ее занятиях проституцией. Если дело обстояло так, то не думаю, что ваши слова привели ее в восторг, сеньор Родригеш.
— А почему? Она ведь и вправду проститутка.
— А дело в том, сеньор Родригеш, что она спокойно беседовала с любезным случайным незнакомцем, но вдруг одной какой-то фразой этот незнакомец показал свое истинное лицо. Лицо мерзавца.
— Попрошу вас не выражаться, инспектор, — опять вклинился адвокат.
— Она бросилась в драку, сеньор Родригеш? Стала бить вас, возможно пинать ногами? Вам пришлось применить силу?
— Нет, нет и еще раз нет! — вскричал Родригеш, понимая, что допрос начинает идти не туда, все больше отклоняясь от его версии.
— Ваш рассказ застопорился на этом месте, сеньор Родригеш. Сдвиньте его, пожалуйста, с мертвой точки, чтобы мы могли продолжать допрос.
— Я свернул в сосны в парке Монсанту. Я спросил, согласна ли она на секс со мной. Вы правы, инспектор, она несколько удивилась моему вопросу. Я сказал ей, что видел ее в пансионе, но не сказал, что видел, как она занимается сексом. Я предложил ей десять тысяч эскудо.
— За что?
— За секс, — с досадой ответил он.
— Это не первое ваше обращение к услугам проститутки, сеньор Родригеш?
— Нет, не первое.
— Думаю, что обычно в таких случаях сразу оговаривают, чего именно желает клиент за свои деньги.
— Я предложил ей десять тысяч эскудо за обычный половой акт.
— И каким образом вы осуществили этот акт?
Он перевел дыхание.
— Она встала на колени на кресле и стянула с себя белье.
— Полностью?
— Нет, кажется.
— И что сделали вы, сеньор Родригеш?
— Я расстегнул брюки и тоже встал на колени на кресле. Она поставила ноги на ручной тормоз.
