Нас... Как бы предупреждает, что действует не один.
– Чтобы не читать монолог, попрошу своего помощника снять со рта пластырь. Если начнешь вопить, оскорблять меня, снова наклеим. Понятно?
Алисия отказалась кивнуть.
– Понятно, я спрашиваю?
Она все равно не кивнула.
Наконец послышался вздох Томаса:
– Ладно. Снимай.
Темная фигура рядом протянула руку, грубым рывком сорвала с лица пластырь. Судя по жгучей боли, вместе с верхним слоем кожи.
– Ублюдок, – тихо выдавила она, не оглядываясь, не желая его видеть. – Мерзкий кусок вонючего...
– Эй-эй, – оборвал ее Томас. – Я предупреждал насчет ругани.
– Просто констатация факта.
– Правда? – прошипел он. – Тогда постарайся усвоить другой факт. Если ты когда-нибудь,
– Что со мной станется? Попаду под машину? Взорвусь? Сгорю на костре?
– Кто говорит про смерть? – хмыкнул он. – А покалечиться ты не боишься? Сильно, больно. Снова и снова. Частично или полностью, временно или навсегда. Остаться с безобразными шрамами на лице. Ослепшей. Без руки, без ноги и так далее, перечень можно продолжить. Смерть – далеко не самое худшее, что тебя может ждать.
Алисия облизнула губы пересохшим, как тряпка, языком. Неужели это действительно Томас? Слабый, никчемный Томас?
– Знаю, о чем ты думаешь. Думаешь, Томас просто болтает. Считаешь его слизняком. Он якобы ни на что подобное не способен. Но послушай, сестричка, внимательно: Томасу даже делать ничего не придется. У него есть люди, которые для него все с большой радостью сделают.
Внутренности у нее сжались от страха при мысли, что это не пустые угрозы. Она сдерживала сотрясавшую ее дрожь. Как можно было ввязаться в подобный кошмар?
– Сдавайся, – потребовал Томас. – Я любой ценой выиграю. Теперь это лишь дело времени – очень скорого. Избавь меня от хлопот по опротестованию завещания и станешь очень богатой женщиной. Будешь дальше бороться со мной, ничего не получишь, ни дома, ни денег. Я бы сказал, неразумно, Алисия. К чему это дьявольское упрямство?
Тебе лучше всех известно, подумала она, но сказала:
– Почему? Зачем тебе так нужен дом?
– По собственным соображениям. Абсолютно тебя не касающимся. – Он придвинулся ближе, понизил голос: – Я тебе по-другому могу навредить, Алисия. Погублю профессиональную карьеру. Добьюсь, что твоя медицинская степень не будет иметь никакого значения.
Она застыла, боясь шевельнуться, боясь слушать.
Томас перешел на шепот:
– Я нашел спрятанное... хозяйскую коллекцию. Она теперь моя. Часть можно отправить в больничный совет, в избранные газеты, журналы...
Будь руки свободными, Алисия обязательно повернулась бы и схватила его за горло, задушив наглый голос. Но не могла произнести ни слова от леденящего тошнотворного ужаса.
Мужская рука вдруг нащупала, стиснула ее левую грудь.
– Помнишь добрые старые времена?
Она вспомнила, как семнадцатилетний Томас пробрался ночью в комнату побаловаться с ней, спящей. Пришлось пырнуть его в ладонь ножом, который с тех пор всегда лежал под подушкой.
Бешеная ярость выплеснулась наружу. Алисия сначала опустила голову вниз, потом с размаху врезала затылком в физиономию Томаса.
Раздался болезненный крик и одновременно резкий автомобильный гудок, фургон рывком со скрежетом остановился.
Послышался глухой голос вылезавшего из кабины водителя – что-то в адрес «чертова такси».
Томас стонал за спиной:
– Кажется, ты мне зуб выбила!
– Заткнись, мать твою! – рявкнул сидевший с ней рядом мужчина, впервые заговорив с той минуты, как толкнул ее в фургон. – Похоже, у нас проблемы.
Снаружи донеслись крики, что-то ударилось в боковую стенку фургона.
– Точно, – заключил мужчина. – Посмотрю, в чем дело. Сиди тут.
У Алисии другого выбора не было, значит, приказ относится к Томасу. Казалось бы, Томас тут главный, а этот бандит обращается с ним без всякого почтения. Кто ж тогда главный?
Успела разглядеть плотную фигуру и крупные черты лица мужчины, когда тот открывал и закрывал за
