Рожденный дважды

поскользнулся на льду и упал. Я буду говорить то же самое.

До этого они поспорили, сообщать ли в полицию. Билл был «за», Джим — «против». Оба стояли на своем, но Джим сумел в конце концов переубедить Билла, представив все в самом мрачном свете.

— Ради всех нас, Билл, тебе не следует идти в полицию.

— Почему это? — спросил Билл с заднего сиденья.

— Мы ведь не знаем, возможно, эти подонки — только часть большой банды. Если это так, как насчет их дружков?

— А при чем тут их дружки?

— Что, если они нас же и обвинят в случившемся? Сочтут для себя унизительным, что полдюжины их товарищей так легко отправились на тот свет, и решат сравнять счет, чтобы восстановить свою честь? В полиции будут значиться наши фамилии и адреса. Что, если они захотят нам отомстить?

Билл молчал, но Кэрол от этой мысли пробрала дрожь.

А Джим продолжал:

— Не знаю, как ты, а я бы не хотел, чтобы они ворвались в мой дом и сотворили с Кэрол то, что намеревались. А ты хочешь, чтобы они однажды ночью забросили бутылку «молотовского коктейля» в спальню мальчишек в приюте Святого Франциска?

— Возможно, ты прав, — негромко ответил Билл после долгого молчания. — Но позволь мне по крайней мере сделать анонимное сообщение. Ведь это мы может сделать?

Джим кивнул.

— Конечно, раз не будут названы фамилии.

Теперь Билл уже позвонил, и они снова ехали. Джим повернул к востоку на Четырнадцатую улицу.

— Кто-то убил пятерых… — начал Билл.

— Ты хочешь сказать — пятерых убийц, — перебил его Джим. — Пятерых типов, которые прикончили бы нас с тобой и изнасиловали Кэрол, если бы кто-то не вмешался!

— Возможно, шестерых, если тот человек догнал последнего парня.

— Пусть так, — согласился Джим. — Но я не уверен, что хочу посадить нашего спасителя за решетку. Я чувствую себя его должником.

— Это было хладнокровное убийство, Джим! — сказал Билл.

— Согласен. Но чем я могу помочь расследованию? Сказать, что он напомнил мне моего отца?

У Кэрол перехватило дыхание. Высокая темная фигура, которую она видела, действительно напоминала Иону Стивенса. Но ведь это невозможно!

— О Джим, — сказала она легким тоном, даже сумев улыбнуться, — твой отец не совсем мистер Добряк, но он не убийца. К тому же он, безусловно, не слоняется по Ист-Виллиджу.

— Я не слишком хорошо помню твоего отца, Джим, — сказал Билл, — но ты, наверное, валяешь дурака. Тот человек знал дело и был жесток. Я хочу сказать, он убивал одним ударом.

— Ты знаешь, чем занимается мой отец? Он работает на бойне, но не мясником. Целый день он делает одно и то же, и, по-моему, очень хорошо это умеет. Когда подводят очередную корову, его дело, прежде чем ей перережут горло, раскроить ей череп кувалдой.

14

Эмма услышала, как машина Ионы поворачивает на подъездную дорожку. Она пыталась подавить охватившее ее возбуждение, гадая, в каком настроении он сегодня возвращается. Иногда он уходил поздно вечером, вернувшись, сидел в гостиной, не зажигая света, и пил пиво.

Но бывало, что…

Интересно, куда он ходит во время этих коротких отлучек? Что он там делает, что ищет? Как и о многом другом, связанном с Ионой, она научилась об этом не спрашивать. Все равно ничего не добьешься.

Сейчас ее не очень заботило, для чего он уходил. Просто она надеялась, что он нашел то, за чем ушел. Потому что бывали ночи, когда, вернувшись домой, он не сидел в гостиной, а направлялся прямо в спальню. И в таких случаях он всегда хотел ее, хотел яростно.

А когда на него находило такое, он ввергал ее в пучину наслаждения, которому не было равных.

Эмма слышала; как он вошел в кухню из гаража.

— Все в порядке?

— Все прекрасно, Эмма, просто прекрасно.

Когда она услышала, что Иона прошел мимо гостиной и пересекает холл, у нее забилось сердце. А когда он вошел в спальню и начал раздеваться, между ногами у нее стало влажно. Она слышала частое дыхание Ионы и физически ощущала его растущее возбуждение; казалось, сам воздух в комнате становился знойным.

Иона скользнул в постель и прижался к ее спине. Конечная плоть его была напряженной и твердой, будто из дуба или железа. Она повернулась к нему и почувствовала, как его руки обнимают ее, скользят по бедрам и задирают ночную рубашку.

Это будет одна из тех незабываемых ночей, может быть, самая сладостная.

Глава 6

1

Среда, 28 февраля, первая неделя поста

«Помни, человек, ты — прах, и в прах обратишься».

Грейс думала об этих словах священника, когда он, погрузив большой палец в золу прошлогодних пальмовых ветвей, начертил на ее лбу маленький крест. Она перекрестилась и пошла по центральному проходу храма Святого Иоанна к выходу.

Она стояла наверху каменной лестницы, когда почувствовала, что кто-то коснулся ее руки. Грейс вздрогнула.

— Вы ведь Грейс Невинс, верно?

Она повернула голову и увидела рядом худого молодого человека, примерно вдвое моложе себя.

У него было очень бледное нервное лицо; сквозь светлые волосы, очень тонкие и жидкие, на голове просвечивала кожа. Бледность его лица подчеркивало темное пятно золы на лбу. Рот казался слишком большим для его типа, а нос — слишком маленьким. В пальто, которое он стягивал на себе, могло поместиться двое таких, как он. Пальто было дорогое, но не его размера.

— Кто вы такой?

— Я Мартин Спейно. Мы вас разыскивали.

Грейс сразу забеспокоилась: кому она могла понадобиться?

— Вот вы меня и нашли.

— Это оказалось непросто. Я ждал после каждой мессы в храме Святого Патрика в прошлое воскресенье. Но вас там не было. Святой Дух направил меня обратно в центр. Здесь как раз мой приход.

— Что вам нужно?