Опять дурацкая работа.
До этого все утро Джерри провел в отделе периодики Нью-йоркской публичной библиотеки, просматривая нескончаемую череду микрофильмов с некрологами и местными новостями. Он твердо решил разыскать Джэззи Кордо.
Потому что Джэззи Кордо — мать Джима Стивенса.
Тут нет сомнений. В глубине души Беккер был так же уверен в этом, как в том, что его зовут Джерри. И это еще не все. Случайное замечание в дневнике о ее «жалкой попытке шантажа» не оставляло сомнений, что Хэнли и эту бабенку Кордо связывала какая-то грязная история, что-то пикантное тут наверняка можно раскопать.
Но что?
Это и делало поиски такими интересными и все утро удерживало его у экрана с микрофильмами, несмотря на резь в глазах и головокружение от мелькавших перед ним газетных страниц.
Наконец он нашел то, что искал: в самом нижнем правом углу вечернего выпуска от 14 октября затерялся один-единственный абзац:
Вот оно! Джэсмин — Джэззи. Иначе быть не может!
Он все еще был под впечатлением от этого сообщения.
Джерри потер свои потные руки и взялся за папки с делами. Несмотря на предстоящую нудную работу, его стал захватывать азарт охоты. Это будет здорово! За всем этим что-то есть. Даже сейчас, через двадцать лет, он чувствовал запах скандала.
В течение двух часов, согнувшись в три погибели и присев на корточки, он перелистывал папки, пока руки у него не почернели от пыли и не стала разламываться спина, и наконец нашел какой-то листок, где речь шла о Джэззи Кордо. И то случайно. Он был вложен между другими делами и, видимо, попал туда по ошибке.
Он поднес его поближе к голой лампочке, свисавшей с потолка, и, прочтя, выругался. Никакого толку! Это была страница из заключения следователя. В ней говорилось, что Джэсмин Кордо умерла от глубокой рваной раны левой сонной артерии и многочисленных ножевых ранений в верхней части грудной клетки, вызвавших разрыв передней стенки миокарда.
Итак, ей перерезали горло и нанесли удар ножом в сердце. В этом не было для него ничего нового, за исключением того, что кто-то очень хотел, чтобы мать Джима Стивенса умерла. Но кто? Беккера интересовало именно это. Кто такая Джэззи Кордо и кто убил ее?
Он понес страницу в отдел архивов. Тамошний сержант не слишком удивился, что Джерри не нашел дело Джэззи. Он бросил взгляд на листок и проворчал:
— Когда, говорите, это случилось?
— 14 октября 1949 года на Западной Сороковой улице.
— Возможно, Келли сумеет вам помочь. Он когда-то был участковым в том районе.
— А где мне найти этого Келли?
—
Беккер сел и стал гадать, почему полицейский, бывший участковым двадцать лет назад, сейчас дослужился только до сержанта отдела архивов. Когда лысеющий тучный Келли наконец вошел, Беккер получил исчерпывающий ответ на заданный самому себе вопрос — все помещение сразу же наполнилось благоуханием дешевого виски.
Джерри подождал, пока прошла смена дежурных, дал Келли возможность осмотреться и подошел к нему. Он показал сержанту свою журналистскую карточку и заключение следователя.
— Мне сказали, что вы можете помочь мне найти остальные бумаги этого дела.
— Надо же, ему сказали! — буркнул Келли, едва взглянув на него, и затем посмотрел на листок. Начав читать, он рассмеялся. — Джэсмин Кордо? Это же старое-престарое дело. Ее я знал хорошо. Зачем такие, как вы, ищут сведения о таких, как она?
Беккер подумал, что, сказав немного правды, сможет вызвать симпатию у старого пьянчуги.
— Мой друг — он сирота — имеет основания думать, что она может оказаться его матерью.
— Да что вы? Джэззи — чья-то мать? Не похоже. В свое время она была одной их самых классных шлюх в центре города.
— Шлюха? — Беккер почувствовал жар в крови. Мать Стивенса была проституткой! Какой материал для очерка! — Вы уверены?
— Конечно, уверен. Одних приводов у нее на протокол в милю длиной.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И становится все лучше.
— А убийцу ее нашли?
Келли покачал головой.
— Не-а, какой-то тип прикончил ее и сбежал. Прирезал и забрал у нее выручку.
Что-то здесь не сходилось.
— Если она была такая дорогая штучка, что она делала в переулке возле Сороковой?
— Это она сначала была дорогой, но пристрастилась к героину и покатилась вниз. В конце концов стала промышлять в переулках. Обидно! В свои лучшие годы она была красоткой.
— Что случилось с папкой, где ее дело?
— Хотите взглянуть? — спросил Келли, поднимаясь из-за стола. — Пошли, я покажу.
Они спустились обратно в затхлый подвал, но на этот раз пошли в отгороженный угол, где Келли снял кусок материи, закрывавшей от пыли сравнительно новый шкаф для бумаг.
— Мои личные папки, — объявил он. — Все случаи, с которыми я имел дело, все жертвы и преступники, которых я знал. Держу здесь их дела.
— То, что надо! — Какая удача! — Зачем это вам?
— Для моей книги. Да, я собирался написать книгу о том, как был участковым, обходил свой участок в центре. Думаете, такую станут покупать?
— Зависит от того, как ее написать, — сказал Беккер, чувствуя, куда клонит собеседник, и опасаясь этого.
— Вы ведь писатель, верно? Может, поможете мне?
— Конечно. Первоклассный материал, выглядит очень интересно, — сказал Беккер, стараясь, чтобы это прозвучало искренне. — А папка Кордо у вас есть?
— Конечно.
Келли открыл свой личный шкаф, порылся в верхнем ящике — Беккер заметил в глубине его полупустую бутылку виски — и вытащил папку из плотной бумаги. Он открыл ее и стал перелистывать. Беккер еле удерживался, чтобы не вырвать папку у него из рук.
— Все на месте?
— Вроде да. Я просто хотел проверить, не потерялось ли ее фото восемь на десять. Ее сняли, когда она была танцовщицей, до того, как узнала, что шлюхи зарабатывают больше. Да вот она! — Он протянул Беккеру снимок. — Ну что, хороша?
Минуту Беккер смотрел на снимок в немом изумлении. А потом, несмотря на сокрушительную неудачу, не смог удержаться и расхохотался.
4
