Ночной мир

безопасности, как черпают силы в дружбе. Их спокойствие, хотя и не совсем безмятежное, — для него словно бельмо на глазу. Он не может оставить это безнаказанным.

Он не хочет уничтожать их — пока. Но он хочет пробить брешь в их круговой обороне, привести их в замешательство, напугать, заставить озираться в страхе.

Один из них должен умереть.

Но не на улице, а в самом сердце их спокойного пристанища. Это должна быть ужасная смерть— не быстрая и чистая, а медленная, мучительная, чудовищная. И чтобы эта смерть обескуражила их, настигла самого лучшего, самого безвинного, самого беззлобного, чтобы и представить себе не могли подобного надругательства.

Его губы, там, внутри мешка, скривились в каком-то подобии улыбки.

Настало время немного поразвлечься.

Лежащая в туннеле, ведущем в пещеру, кожа Расалома, которую он сбросил несколько дней назад, зашевелилась. По ней пробежала дрожь, она стала раздуваться и приняла очертания человеческого тела. Потом это тело поднялось и отправилось по пути, ведущему на поверхность.

И на ходу оно проверяло звучание своего голоса:

— Мама.

* * *

«Лучше бы вел машину Ба», — думал Билл, проезжая по пустынной магистрали, влетая на старом «грэхэме» в туннель Куинс в центральной части города, словно пуля, выпущенная из ружья. Он посмотрел на часы. 2.32. До захода солнца осталось меньше сорока минут. Вообще он предпочел бы проехать по мосту Куинсборо, но помнил, что этот мост стал непригодным для езды из-за возникших там гравитационных дыр.

Джек сидел за автоматом — в буквальном смысле слова. Он расположился на пассажирском сиденье с этой массивной, короткоствольной штукой — он называл ее «спаз», — демонстративно направив ствол вверх. Так же демонстративно держал свой автомат Ба, сидевший позади Билла. Оба всем своим видом говорили: «Не связывайтесь с этой машиной». Ник сидел позади Джека, Сильвия и Джеффи в середине, мальчик держал на руках кота, одноглазая собака примостилась на полу.

Таким образом Билл оказался за рулем. Билл знал, что он не самый блестящий водитель, но если они натолкнутся на одну из бродячих банд, хозяйничавших в городе в последнее время, то уж лучше он будет вести машину, чем стрелять.

Он посмотрел на Джека, необычно молчаливого и отрешенного с тех самых пор, как они снова встретились на аэродроме. Видно, что он на пределе. Что-то гложет его, что-то, о чем он не хочет говорить.

Билл мысленно пожал плечами. Ну что же, если это имеет отношение к ним, то скоро они обо всем узнают.

Чем ближе они подъезжали к Куинсу, тем больше всяческих препятствий поджидало их на дороге: он лавировал на машине настолько быстро, насколько у него хватало духу, среди разного мусора и разбитых и брошенных машин. Они задерживали его, а между тем он хотел бы взлететь на своей машине.

Кэрол… Он сгорал от желания увидеть ее, услышать ее голос, прикоснуться к ее руке. Она заполнила его мысли, его чувства. Так хотелось позвонить ей из аэропорта и сказать, что он прилетел, что он скоро приедет к ним.

— Лучше нам поспешить, — сказал Ник.

— Я и так еду настолько быстро, насколько возможно.

— Лучше ехать еще быстрее, — сказал он своим абсолютно бесстрастным голосом. С тех пор как они покинули крепость, он снова впал в свое обычное состояние, близкое к ступору. — Из-за Кэрол.

Машину слегка повело в сторону, когда Билл судорожно сжал руками руль.

— Что с Кэрол?

— Она в беде. Ей нужна помощь.

* * *

Телевизионный канал.

(Передач нет.)

* * *

Манхэттен

Голова поджидала ее в кухне.

Кэрол возвращалась из комнаты Магды с подносом, на котором приносила ей завтрак, охваченная волнением за Билла, — о нем до сих пор ничего не было слышно. Завернув за угол, она вскрикнула и выронила поднос, увидев голову, зависшую в воздухе. Она узнала это лицо.

— Джимми! — вскрикнула она, теряя самообладание.

Это была даже не голова, а только лицо. И это не Джимми. Это не ее сын. Она почти перестала думать о нем как о своем сыне.

Расалом. Это был Расалом.

Лицо улыбнулось — даже от арктической бури веяло большим теплом, чем от этой улыбки. Теперь губы его зашевелились, выговаривая слова, но голос, казалось, доносился откуда-то еще. Или все-таки из головы?

— Здравствуй, мама.

Кэрол попятилась из кухни. Лицо перемещалось вслед за ней.

— Мамочка, не оставляй меня! — Голос был насмешливым.

Кэрол остановилась, наткнувшись спиной на обеденный стол в гостиной. Она оглянулась, надеясь увидеть Глэкена, хотя знала, что его не должно быть здесь. Час назад он ушел, поручив Магду ее заботам. Кэрол сглотнула слюну и постаралась совладать со своим голосом.

— Не называй меня так.

— Почему нет? Ведь ты на самом деле моя мама.

Кэрол покачала головой:

— Нет. Я девять месяцев носила тебя под сердцем, но ты никогда не был моим ребенком. А я — твоей матерью.

Снова улыбка, такая же холодная, как и предыдущая.

— Я понимаю твое стремление отмежеваться от меня. То же самое я хотел сделать по отношению к тебе. Возможно, тебе это удалось лучше.

— О чем ты?

— Об узах плоти. Со дня зачатия я был облечен в плоть, которую ты мне дала. И она нас связала. Мне это нравится не больше, чем тебе, но это неоспоримый факт, от которого не отмахнешься. Которого нельзя не признать.

— Я теперь знаю, как относиться к этому факту, — просто забыть о нем.

— Но факт остается фактом. Я много думал и нашел другой, более удачный выход, позволяющий мне сохранить соединяющие нас узы плоти. Мы оба от этого только выиграем.

Его голос был таким спокойным, почти убаюкивающим. Даже гипнотизирующим. Кэрол постаралась встряхнуться.

— Мне… мне ничего от тебя не нужно.

— Нельзя думать только о себе. Ведь у тебя есть друзья. Я могу предложить вам безопасное пристанище, шанс выжить в бесконечной ночи.

— Я не верю тебе.

Снова улыбка, на этот раз грустная.

— Я бы и сам себе не поверил. Но выслушай меня. Ведь ты ничего не потеряешь.

Кэрол вспомнила, как Билл рассказывал ей о женщине по имени Лизл, которая лишилась души, а потом и жизни из-за того, что послушала Расалома. Но что кроме разума и собственного достоинства могла она еще потерять? Независимо от того, появилось бы сегодня это видение или нет, завтра должен был