– Здесь у них не столько прием, сколько желание выразить свою готовность, если ты понимаешь, о чем я. Слишком много пиетета.
– Ну, я уверен, в твоем обществе они скоро научатся расслабляться.
– Мой дорогой Мейстрал, я вовсе не ЖЕЛАЮ, чтобы они расслаблялись. Мне не годится быть их соседом, предполагается, что я должен быть богом.
Любому, получившему в глаз рапирой, а потом узнавшему, что его старинный знакомый об этом даже не слышал, можно простить некоторую брюзгливость, подумал Мейстрал, даже если эта брюзгливость непоследовательна. Мейстрал пожал плечами.
– В таком случае пиетет тебе только причитается, – заметил он. – Наслаждайся им, это новое выражение обожествления, – Мейстрал высказал свою мысль в сложной формулировке, отражавшей отношение предмета разговора к условиям бытия.
Этьен был не настолько раздражен, чтобы не заметить укола, но оправился от него очень изящно. Он поклонился высокой белокурой женщине, лениво приближавшейся к ним. Она была одета в элегантное голубое с серебром платье и выглядела моложе своих тридцати двух лет.
– А, Николь. Мейстрал только что о вас спрашивал.
Ее аромат был знакомым и ударил в ноздри Мейстрала шелковой перчаткой.
– Миледи. Я очарован. – Он слегка коснулся губами ее пальцев, прежде чем обнюхать ее уши. Женщина была выше его ростом и очень бледна. Как и Этьен, она носила только одно имя, без фамилии. Она подарила Мейстралу ослепительную улыбку.
– Дрейк. Как приятно видеть тебя после столь долгого отсутствия. Траур тебе идет. – Она говорила на стандартном человеческом языке.
– Благодарю. И еще раз спасибо за теплую записку по поводу смерти моего отца.
– Кстати, как он?
Информационные шары начинали один за другим тесниться над головой Николь. Этьен извинился, обнюхал уши и удалился. Николь взяла Мейстрала под руку. Ее близость навевала старые интимные воспоминания, рождала новые надежды. Рука об руку они прогуливались вдоль зала. По меньшей мере пятьдесят мужчин покраснели и мысленно расправились с Мейстралом на месте.
– По-моему, Этьен был обеспокоен тем, что я ничего не знал о его дуэли.
– Его рейтинг понизился, знаешь ли. Это подтвердила интрижка с протеже Женщины-Перла, дуэль с самой Женщиной-Перл, потом – новый глаз. Глупейшая история. Это уже вторая дуэль в окружении Диадемы за последние двенадцать месяцев. Женщина-Перл была в ярости.
– Он сказал мне, что у него сапог соскользнул.
– Возможно. Есть надежда, что это излечит его от воинственных амбиций. Дуэль входит в привычку, хотя, по счастью, самоубийство – нет.
Даже Хосейли, возродившие среди человечества моду на дуэли и самоубийства, испытывали смешанные чувства по отношению к этой части Высокого Обычая. У Хосейли есть поговорка: «Каждый дурак может умереть на дуэли». (У них есть аналогичная поговорка и по поводу самоубийства). Тон, которым Николь давала свои комментарии (хотя она говорила на стандартном человеческом языке, где нет таких контекстных тонкостей, как в Классическом Хосейли), каким-то образом сумел передать сущность выражений Хосейли, при этом ничего не говоря прямо.
Нюансы, нюансы. Поговаривали, что информационные шары их просто обожают.
– А как Роман? Хорошо?
Мейстрал улыбнулся:
– Роман остается Романом. Ему будет приятно, что ты осведомилась о нем, но он не подаст вида.
Беседуя, они наблюдали друг за другом, слушали, прикасались. Мысленно они исследовали возможности. Каждый искал выводов и решений.
– Значит, он не изменился. А ты?
Мейстрал вскинул голову, обдумывая вопрос:
– Тоже нет, я полагаю.
– Ты слишком молод для хандры. Это больше мой стиль.
– А это прозвучало как хандра? Я, признаться, хотел, чтобы было похоже на милую скромность.
– Ты не скромный человек, Дрейк. И не приписывай себе добродетелей, которыми не обладаешь. – Это было сказано небрежно, но с капелькой яда. За четыре года она не изменилась.
– Ну, должен же я приписать себе хоть что-то, – отозвался Мейстрал. – А то у меня их совсем не будет.
Николь положила свободную руку ему на локоть:
– Вот это уже больше похоже на того Дрейка Мейстрала, которого я помню.
То, что она положила вторую руку ему на локоть, было внешним проявлением глубинного процесса. Николь приняла в отношении Мейстрала то же решение, к какому он сам пришел несколько минут назад. А то, что он принял подобное решение так скоро, возможно, было невежливо, и, конечно, означало многое.
Николь посмотрела на группу Хосейли, стоявших неподалеку:
– Эти имперцы что, воротят от нас нос? Они стоят лицом к стене.
– Это барон Синн и его друзья. Он всегда строил какие-то заговоры с моим отцом. Подозреваю, что он
