– Разве не понятно, почему я хочу, чтобы человек, виновный во всем этом, понес наказание, сэр? – На краткий миг Бронуин показалось, что она обрела союзника. А может быть, просто пламя свечи отразилось в глазах Вольфа, или сама она испытала к наемнику мимолетную симпатию? Девушка отвела глаза, снова охваченная тревогой, потому что взгляд Вольфа пытливо останавливался на ее лице, словно ему еще требовались другие подтверждения услышанному.
– Единственное, что я вам должен, миледи, это, как обещал, обучить вас обращаться с кинжалом. Но я не настолько безрассуден, чтобы вступать в борьбу с таким человеком, как Ульрик Кентский, всего лишь выслушав жалостную исповедь, даже если она и тронула мое сердце. Я помогу вам только после того, как получу плату.
Бронуин вскочила на ноги, вызывающе вздернув подбородок. Этого следовало ожидать! Не было смысла взывать к его сочувствию! Разумеется, наемник давно уже выработал особое чувство самосохранения ради того, чтобы выжить.
– Тогда я сделаю это сама, сэр, храбрости мне хватит.
– Но благоразумия вам явно не хватает, – Вольф принудил ее снова сесть. – Расслабьтесь, миледи. Может быть, это ваше последнее купание в жизни, и ничем подобным вам больше никогда не доведется насладиться.
– Трудно получить от купания удовольствие, когда такие, как вы, мутят воду. Могу я быть уверена, что вы сохраните мою тайну, еще хотя бы один день, или вы тоже будете хвастаться, как этот самый Дэвид, что были допущены к моим прелестям?
– То, что доставляет мне удовольствие, касается только меня, миледи. Вашу тайну я не выдам.
– Но за какую цену? – скептически усмехнулась Бронуин.
Вольф притянул ее к себе.
– За поцелуй! Скрепим тайну печатью.
Девушке показалось, что выпитое вино разливает жаркий огонь в нижней части ее тела, вызывая сладостные ощущения, но разум отвергал предложение Вольфа как оскорбительно непристойное. Она была глупа, доверившись человеку, собиравшемуся продать свои услуги королю. Кто знает, не убьет ли он ее и не потребует ли за это награду у Ульрика Кентского… после того как утолит голод, что начинает гореть в его пристальном взгляде?
Бронуин прижала полотенце к груди, когда наемник привлек ее к себе. Вода, в которой они находились, была теплой, но еще более теплым оказалось тело, прильнувшее к ее напряженному телу. Руками она уцепилась за край бассейна, чтобы не оказаться в объятиях, не представляя себе, какое соблазнительное зрелище открылось взору мужчины после того, как она перестала придерживать полотенце. Бронуин заметила лишь, что золотисто-карие глаза вспыхнули ярче отражавшегося в них мерцающего огонька свечи.
Кончиком языка Вольф облизнул дрогнувшие губы, обрамленные усами и бородой, что заставило девушку вздрогнуть от странного томления. Бронуин сжала зубы, чтобы сдержать чувства, пока они полностью не овладели ею, но ее колени скользнули по гладкому дну, и она уткнулась в широкую грудь Вольфа.
– Ой! – потеряв равновесие, она непроизвольно обхватила Вольфа за шею, а он обнял ее за талию, и Бронуин сразу почувствовала сквозь мокрое полотенце, насколько велико его желание. – Черт вас побери! Не вздумайте потребовать что-либо другое, помимо поцелуя, сэр!
– Вам решать, миледи, но лишь после того, как я покажу вам, что такое поцелуй настоящего мужчины, а не хвастуна, которому надо все разболтать друзьям о своих победах, чтобы, хотя б казаться настоящим мужчиной, вовсе таковым не являясь.
Настоящий мужнина. Той женщине, что таилась в душе Бронуин, эти слова показались сущей правдой, они безрассудно искушали проверить их истинность на деле и пугали своей сокрушительной убедительностью. Как будто два войска сошлись в ее сознании на поле битвы, и одно из них терпело поражение и теряло силы с каждым мгновением, с каждым взглядом и с каждым биением сердца, трепетавшего словно птица, пойманная в силки.
Завороженная таинственными чарами, смотрела Бронуин на Вольфа, пока его губы не коснулись ее губ в неистовой ласке, требовавшей подчиниться его воле… покориться, а этого она допустить не может, – в отчаянии поняла девушка. Вольф посмеялся на ней, когда она попросила отомстить убийце ее родителей, а теперь был уверен, что она безропотно отдаст себя в руки, как та девица, с которой он был час назад! Нет, еще хуже! Он собирается удовлетворить свою похоть и считать это платой!
Губы девушки разомкнулись под нежным настойчивым натиском языка Вольфа, каждая жилка ее тела затрепетала, порождая панический страх и смятение в душе. Бронуин почувствовала страстное желание разделить любовь, пылавшую в сердце воина. Теперь или никогда, подумала она, отыскивая на ощупь каменную чашу для мыла. Пальцы вцепились в тяжелый предмет хваткой утопающего за соломинку, и разум возобладал над чувствами. Внезапно она обрушила чашу на затылок Вольфа.
Бронуин слегка вскрикнула, когда тяжелая плошка выпала из ее руки. Девушка замерла, широко открытыми глазами глядя в удивленные глаза мужчины. Сначала ей показалось, что она увидела в них свою собственную смерть, мелькнувшую темной молнией в его взоре, но потом веки наемника опустились, и Вольф со стоном откинулся на край бассейна, теряя сознание. Его руки разжались. Бронуин быстро поднялась и выбралась из бассейна.
«Во имя Господа, что же теперь делать?» – размышляла она, наскоро вытираясь влажным полотенцем, которое обнаружила рядом со столом. Она не собиралась убивать его, но другого способа прекратить это сводящее с ума обольщение не видела…
Краем глаза, поглядывая на Вольфа, Бронуин заметила, что он пошевелился. Опасаясь, как бы наемник не пришел в себя слишком быстро, она отскочила, но с облегчением вздохнула: тело соскользнуло в воду под своей тяжестью. «Собачья душа!» – выругалась она про себя, подбегая к краю бассейна, чтобы убедиться, что Вольф не утонет. Его ноги уперлись в противоположный край бассейна, голова оставалась над водой. Дрожащими руками Бронуин лихорадочно натягивала на себя одежду.
Если, когда Вольф придет в себя, она еще будет здесь, он убьет ее, размышляла испуганная девушка. Оставаться она не осмеливалась, но пуститься в путь среди ночи было еще страшнее. Нечего даже пытаться найти объяснение своему поступку, раз она сама не понимает, почему это сделала. Бронуин чувствовала себя растерянной, беспомощной и в то же время была полна страстного желания. Вольф говорил об опасности, которую представляет для нее намерение убить Ульрика Кентского, но сам он сейчас
