был гораздо более опасным противником. Ульрик Кентский мог предъявить права на ее тело и земли, а этот наемник подобрал ключ к ее сердцу.
ГЛАВА 6
Кровь! Даже если бы она до сих пор и не видела ни капли крови, то все равно бы постаралась увидеть пролитой кровь Ульрика Кентского, рассуждала Бронуин, разжигая в себе жажду мести, которая поддерживала ее последние три дня, взбадривая усталое тело и придавленный тяготами дух. Проклятье, Вольф дышал, когда она его оставила, обмотав полотенцем ему затылок, где каменная чаша оставила глубокую кровавую рану. Так этому дьяволу и надо! Слишком уж нахально обращался он с нею! Но почему же бежал от нее сон, время для которого она едва выкраивала последние три ночи?
От недосыпания ехать было еще тяжелее. Не раз, задремав, Бронуин чуть не падала со спины Макшейна. Собачья кровь, Вольф проникал в ее мечтания, и Макшейн сам выбирал дорогу, потому как всадница глубоко задумывалась, сидя в седле. «Вольф заслужил не одну шишку на голове!» – вновь и вновь приходила она к одному и тому же умозаключению.
И без постоянного чувства вины перед Вольфом, лишившего ее покоя, путешествие по незнакомому краю было бы нелегким. Многое здесь напоминало Уэльс, но многое было и непохоже на ее Родину. По крайней мере, у себя дома она знала людей и могла судить об их намерениях. А здесь все казалось ей подозрительным.
Макшейн – превосходный конь! – привлекал внимание любопытных, особенно оттого, что ехал на нем простой мальчишка. Пришлось прибегнуть к очередной лжи, чтобы сохранить секрет в тайне: конь принадлежит ее хозяину, она должна доставить его в Лондон на турнир. Ее пропускали, провожая недоверчивыми взглядами.
Если бы у Бронуин была не столь заметная лошадь, путешествовать ей было бы легче. Убеждая одних, что она не украла этого коня, Бронуин с тревогой ловила взгляды других, с жадностью поглядывавших на великолепного скакуна.
Ночью, истратив пару монеток из тех, что у нее были припасены, она засыпала рядом с Макшейном в том пристанище, которое можно было найти в придорожном трактире.
Рука девушки всегда лежала на рукояти кинжала, а упражняться в искусстве владения клинком она не переставала.
Макшейн был для нее не просто верховой лошадью. Это был конь ее отца – живое существо, доставшееся ей от Оуэна Карадокского. Такое отношение к лошади казалось ей самой детским, но оно было вызвано отчаянием. С Макшейном она могла говорить, полагаясь на его силу, встречать понимание и сочувствие в его карих глазах. Верный друг поддерживал в минуты страха и уныния.
На второй день, после того как у Бронуин кончились деньги, она повстречала на дороге группу комедиантов, направлявшихся на рождественские праздники в Лондон. Они предложили одинокому юноше ехать с ними до Лондона и делились своими скудными припасами, приняв его в свое веселое братство в обмен за помощь по уходу за лошадьми и в собирании хвороста. Бронуин, наслышанная о низменных нравах артистов, была немало удивлена их сердечностью. Теперь они направлялись к северо-западным стенам Тауэра, где собирались раскинуть лагерь. Бронуин была вынуждена повторить свою историю о коне, которого следовало доставить в Смитфилд, в конюшни для скакунов рыцарей, прибывших на турнир.
Стены Лондона возвышались в туманной дымке над скопищем хижин, построек и шатров, молчаливо скрывая город. Лондонские поселения казались огромными по сравнению с деревеньками, теснившимися у Карадока. Среди зловонных приземистых сараев для свиней и прочей скотины кое-где встречались сады и огороды, принадлежавшие знатным семействам. Но миниатюрные замки Уэльса выглядели гораздо более удобными и приспособленными для жилья, чем те громадные сооружения, что служили при строительстве для них образцом. Эти наблюдения лишь укрепили Бронуин во мнении, что у английской знати больше денег, чем здравого смысла, а, кроме того, явно притуплено чувство прекрасного. Если бы когда-нибудь снова довелось ей оказаться дома в Карадоке! Остается только надеяться, что люди Ульрика еще не выстроили загоны для скота прямо рядом с главной башней замка!
Однако одного чувства превосходства было недостаточно, чтобы не оробеть в большом городе. Хотя по-английски Бронуин говорила так же хорошо, как на своем родном языке, зачастую возле нее звучала речь, которую она совсем не понимала. Стараясь справиться со все возрастающей тревогой, она искала хоть что-нибудь знакомое. «Где же свита, прибывшая в Лондон из Уэльса неделю тому назад?» – удивлялась она, рассматривая вымпелы, реявшие над шатрами, и не находя известных ей геральдических знаков и цветов.
Она и представить себе не могла, что Лондон может оказаться таким огромным городом. Девушка наивно рассчитывала, что найти короля и Ллевелина будет не труднее, чем разглядеть издалека замок Карадок. С юга по всему горизонту высились такие же высокие строения, как и ее родной замок. «Все эти здания не могут быть соборами», – рассуждала Бронуин, чувствуя смущение при мысли, что англичане отличаются необыкновенной набожностью. Лондон выглядел так, словно все деревни края, такого, например, как Уэльс, были сведены в одно место. Черт побери, никогда не видела Бронуин такого потрясающего зрелища! Все знатные люди Англии собрались здесь вместе со своими вассалами!
Беспокойство сменилось возбуждением, стоило ей оказаться среди множества людей у стен города. На покрытых льдом озерцах, окруженных зеленеющими лиственницами – коричневыми стволами деревьев, сбросивших листву на время зимы, – катались молодые люди, совсем как развлекалась она недавно со своими друзьями в родных краях. Привлеченная этим зрелищем, Бронуин подвела Макшейна к дереву и привязала коня, чтобы понаблюдать за забавой.
К ногам катающихся были привязаны берцовые кости животных, в руках они держали шесты с железными наконечниками, с которыми самые отважные устремлялись друг к другу. Часто столкновения бывало таким сильным, что оба противника падали на спины и катились в разные стороны, как круглые камни. За этой забавой наблюдали, издавая одобрительные возгласы, зрители, рассевшиеся по берегу на обломках мельничных жерновов. То здесь, то там горели костры, возле которых Бронуин так хотелось согреться. В животе урчало, дразнящий запах горячего хлеба и пирогов доносился из кварталов, обжитых пекарями и бакалейщиками. Надворные кухни харчевен распространяли упоительные ароматы жареной говядины и птицы, доставленных, конечно же, с боен, мимо которых проезжала сегодня Бронуин в Ньюгейте, или же со дворов торговцев птицей и кожевников. Неподалеку буйное веселье в пивной усиливало праздничную атмосферу.
Начинало смеркаться, а Бронуин еще предстояло найти какое-нибудь местечко, где взяли бы на ночлег мальчишку без единого пенни в кармане. Стараясь не обращать внимания на голод, терзавший желудок, она оглядела всю широкую панораму, полную жизни и движения. Взгляд девушки снова и снова возвращался к полям, где были раскинуты шатры для тех, кто будет обслуживать проведение турнира. В то время как она обдумывала, что делать, от дерева, к которому был привязан Макшейн, донеслось знакомое ржание.
