что утром она первым долгом поволочется со своим подбитым крылом к России-матушке и там спросит у Ники, что делали два без вести пропавших вьетнамца в его берлоге, перед тем как им пропасть.
Босс велел оставить в покое дело Пам и сосредоточиться на пропавших вьетнамцах. Посмотреть, куда это нас ведет.
Но вот в чем загвоздка: ведет-то это к Ники.
И куда, черт возьми, запропастился этот Джек? В то время как должен был бы из кожи вон лезть, демонстрируя мужское внимание и заботу.
Она звонит ему в офис.
Уехал.
Звонит ему домой, откликается автоответчик, она оставляет сообщение. Она понимает, чем он занят. Уехал распутывать дело о поджоге.
Вечная ищейка идет по следу.
Увольняй его, не увольняй — он не сдастся. Это одно из качеств, которое она так в нем любит. Она любит его, волнуется о нем и молит Господа, чтобы все было хорошо.
114
Натали включает свет на тумбочке.
— Давай-ка спи, — говорит она Майклу.
— Не могу заснуть.
Он опять плачет.
— Почему не можешь?
— Призраки.
— Это не призраки, это тени.
Но тени действительно страшные, Натали готова это признать. Ветви большого эвкалипта под окном колышутся от ветра и образуют тени на стене, похожие на туманные призрачные руки, головы.
— Я боюсь, — говорит Майкл.
— Чего?
— Пожара, — говорит Майкл. — Такого, в каком сгорела мама.
— Этот дом не загорится.
— Откуда ты знаешь?
Я и не знаю вовсе, думает Натали. Ей самой страшно.
Ей снятся кошмары.
Как будто кругом огонь.
А мама спит и никак не проснется.
— Пожара не будет, — говорит она, — потому что я принцесса и я так повелела.
— А я кто буду? — спрашивает Майкл.
— Младшим братиком принцессы.
— А можно я еще кем-нибудь буду? — хнычет Майкл.
— Колдуном хочешь быть?
— А что это?
— Ну, вроде фокусника, — объясняет Натали. — Только лучше.
— А смогу я делать так, чтобы вещи пропадали?
— Да, сможешь.
— И призраки?
— Да, — говорит Натали. — А теперь спи.
— Не туши свет.
Она оставляет свет на тумбочке. И, лежа с открытыми глазами, смотрит, как движутся тени.
115
Джек прячется в темноте.
Почти сливаясь со скалой, он ждет, когда рассветет настолько, чтобы он, оставаясь невидимым, мог что-то видеть.
Поэтому он садится и глядит на океан.
Как привык делать с самого детства.
Сидит себе на Дана-Стрэнд и бьет баклуши.
Волны серебрятся под полной луной. Бьют о берег и отползают с тихим шипеньем:
Тихоокеанская колыбельная.
Джек ждет рассвета.
116
Летти просыпается как от толчка.
Снаружи какой-то звук.
Шаги на веранде.
Она хватает с тумбочки пистолет и, держа его здоровой рукой, медленно движется вдоль стены к двери.
Спокойно, девочка, внушает она себе. Сердце колотится как сумасшедшее, и рука дрожит.
Добравшись до двери, она вглядывается в стеклянную панель.
Ничего не видно.
Рукой на перевязи она поворачивает дверную ручку.
Затем ногой распахивает дверь и вылетает на веранду, готовая стрелять. Поворот вправо — ничего. Поворот влево…
По ступенькам вниз карабкается енот.
— Черт! — восклицает Летти.
Отдувается, еле переводя дух.
Потом, посмеявшись над собой, думает, что надо раздобыть карабины и надеть их на мусорные бачки. Захлопывает дверь и хочет лечь обратно в постель.
Но рука так болит, что она сворачивает в ванную, зажигает свет и глотает еще парочку викодинов.
Потом гасит свет и ложится.
Лев вжался в угол дома.
Он видит, как зажегся свет и как он погас.
117
Ники видит, как Пол Гордон выходит из «Старбакса» с чашечкой капучино в руке. Выходит гордо, чуждый самой мысли, что мир когда-нибудь может на него ополчиться.
Водитель подвозит его через почти пустую парковочную площадку к дверям банка, где Гордон