обаяния на службу театру. В результате единственной, кто мог поддержать семейную традицию, оказалась его сестра Дженифер, которая, впрочем, предпочитала более современный мир кинематографа и телевидения. Дженифер, которая была на год старше Росса, жила здесь же, на берегу залива, в белокаменном доме тетушки, и ежедневно ездила в Голливуд на гоночном «фиате».
Комната, которую отвели Ферн, располагалась рядом с апартаментами ее пациентки и была прекрасно обставлена. За прозрачными шторами, изящно подвязанными по краям, виднелись жалюзи, а широкие окна выходили во внутренний дворик, и, пока Ферн переодевалась в форменную одежду, она могла отчетливо уловить доносившийся оттуда аромат розовых кустов, мимозы и камелий. Старательно прикалывая к волосам туго накрахмаленную шапочку, Ферн отметила про себя, что у ее пациентки проницательный, цепкий глаз: она смогла разглядеть тень, лежавшую позади этой новой для Ферн калифорнийской жизни – жизни, где не было места мужчине, который, вместо того чтобы превратить ее мечты и надежды в реальность, так обидел ее, так ранил в самое сердце, что Ферн чувствовала теперь внутреннюю опустошенность и отсутствие всякого желания выходить замуж.
По ее худенькому телу пробежала дрожь, и, как ни пыталась Ферн прогнать от себя возникший перед ее мысленным взором образ Кена Маквикара, ей это не удавалось. Его сухощавое, напряженное лицо так и стояло у Ферн перед глазами, она видела его отчетливо, до самой крохотной детали, и вдруг оно осветилось улыбкой, той самой улыбкой, что была такой редкой гостьей на этом суровом лице и наполняла теплом его стальные, серо-голубые глаза.
С Кеном Маквикаром Ферн познакомилась, когда работала медсестрой в санитарной части фруктоперерабатывающей фабрики «Бремли» в Мейденхеде, ее родном городишке. Кен был там управляющим, и, когда между ними вспыхнул роман – стремительный и бурный, – Ферн даже сразу не поняла, насколько честолюбив ее избранник. Она знала, что иногда Кен бывает на вечеринках в доме Генри Бремли; несколько раз он даже в шутку упомянул о том, что дочка Бремли, похоже, всерьез положила на него глаз. При этом он всегда крепко и как-то судорожно прижимал Ферн к себе, но только теперь она осознала, что означали эти его объятия.
Кен уже тогда знал, что отдаст предпочтение Роуз Бремли.
– Тебя, Ферн, я обожаю, – признался он в конце концов. – Ты такая приятная и милая, но я не могу допустить, чтобы несколько миллионов фунтов утекли у меня сквозь пальцы. Упусти я их, я был бы полным кретином.
Ферн, потрясенная холодным расчетом Кена, которому было наплевать и на ее чувства, и на чувства Роуз Бремли, даже обрадовалась, когда появилась возможность уехать из страны. Американский бизнесмен вел в Мейденхеде переговоры о слиянии компании «Бремли» с крупной калифорнийской фруктово- консервной фирмой – так Ферн и узнала о том, что его лечащий врач ищет медсестру, которая могла бы сопровождать заболевшего бизнесмена домой, в Америку.
Поначалу Ферн планировала вернуться в Англию и подыскать работу медсестры в Лондоне, но новизна ощущений, захвативших ее в Америке, заставила девушку переменить планы, да и длительное пребывание вдали от Англии, считала Ферн, поможет ей оправиться от душевного потрясения и забыть Кена. Тогда Ферн обратилась в соответствующие инстанции за разрешением на работу в Калифорнии и теперь состояла в реестре медицинского персонала, а это означало, что она может работать по вызову как в больницах, так и на дому.
И вот сейчас она стояла у окна в особняке Кингдомов и смотрела во дворик, на залитые солнцем апельсиновые и лимонные деревья, на кружевные беседки и каменные скамьи, утопавшие в благоуханном цветении пунцовых и желтых роз. Она чувствовала, что это место ей понравится, к тому же в здешней атмосфере было что-то, вселявшее в душу надежду.
Вскоре Ферн познакомилась и с остальными членами семьи. Дженифер Кингдом, чью восхитительную игру ей довелось видеть в нескольких утонченных комедиях, коими славится Америка, оказалась беспокойной и темпераментной женщиной тридцати с небольшим лет, пожалуй слишком уж истончившей себя, чтобы считаться по-настоящему красивой, но зато она обладала роскошной волнистой рыжевато-каштановой шевелюрой. В юности Дженифер была замужем за человеком гораздо старше себя, теперь его уже не было в живых, но его дочь от первого брака, Диана, жила вместе с Дженифер. Ферн не могла не попасть под обаяние Дианы, чья энергия била через край, и девушки очень скоро подружились.
Было, впрочем, одно не слишком удобное обстоятельство – Диана оказалась любительницей пофлиртовать, и каждая их поездка в город или на пляж неизменно оканчивалась знакомством с парочкой бронзовотелых красавцев и настойчивыми приглашениями покататься на яхте, погонять на автомобиле или потанцевать. Однако Ферн не хотелось впутываться в очередную историю, и вскоре за ней закрепилась репутация недотроги. Только девятнадцатилетняя Диана все никак не могла смириться с этим.
– Ну почему ты такая равнодушная? – вот и сейчас вопрошала она. – Ты ведь нравишься многим парням, и в общем-то они не такие уж плохие. Вот, например, Кертис Уэйни – ужасно симпатичный, да и богат к тому же, а ты обращаешься с ним как с пустым местом.
Ферн рассмеялась. Она несла поднос в комнату Эдвины и только что отказалась от приглашения Дианы поехать потанцевать в клуб «Матадор» с Кертисом Уэйни и молодым доктором из местной больницы, к которому Диана неровно дышала.
– У тебя же полно подружек, – сказала Ферн. – Вот и попроси кого-нибудь из них составить вам компанию.
– Не получится. – Диана надула губки, взъерошив пальцами коротко подстриженные каштановые волосы. – Кертис хочет ужинать и танцевать только с тобой, а Джеф Лейн слишком робок, чтобы пригласить меня без компании. Они с Кертисом вместе снимали бунгало еще до того, как Кертис разбогател, и до сих пор остались хорошими друзьями, и это, кстати, доказывает, что ты напрасно считаешь Кертиса легкомысленным плейбоем.
– Да пусть он хоть весь будет из золота, – возразила Ферн. – Только мне он не нужен.
– Ну хорошо, хотя бы разочек, хотя бы сегодня вечером ты можешь притвориться? – не унималась Диана. – Ты пойми, для меня это, быть может, единственный шанс получше узнать Джефа… Или ты хочешь, чтобы я понервничала и попала в больницу? Вот уж было бы не смешно!
За три недели, проведенные в особняке Кингдомов, Ферн заметила, что Диана довольно часто предпринимает атаки на симпатичных парней, но сегодня вечером Ферн была свободна от работы, да и клуб «Матадор» был прямо-таки роскошным местом, поэтому она решила не расстраивать Диану отказом.
– Хорошо, – согласилась она. – Я составлю вам компанию, но только ради тебя, Диана, а вовсе не потому, что питаю какой-то, пусть даже малейший, интерес к Кертису Уэйни, к его долларам или яхте.
– Ура-а! – Ликующая Диана, приплясывая, закружила Ферн, едва не опрокинув поднос с обедом для Эдвины – тушеной камбалой и картофельным пюре. – Ты мое золотце! Я прямо сейчас позвоню Кертису! – И, чмокнув Ферн в щеку, она прибавила: – А знаешь, я думала, только в книжках пишут про девушек с нежной, как лепесток, кожей, но у тебя, Ферн, оказывается, как раз такая. Честное слово! Ты очень приятная и милая!
Приятная и милая! Ферн закусила губу. До чего все-таки странно, как нечаянно оброненные кем-то слова могут разбередить старую рану – словно какая-то ностальгическая мелодия или будоражащий память запах. Именно такие слова произнес Кен в их последний вечер. Он назвал ее приятной и милой, но признался, что Роуз Бремли значит для него больше, так как она богатая наследница!
Ферн несла Эдвине обед и представляла, какой шум та сейчас поднимет, – предписанную ей диету Эдвина обычно называла самыми крепкими словечками, а иногда и просто отборными ругательствами. Когда же речь заходила о лекарствах, она бушевала так, что Ферн с трудом удерживалась от искушения опрокинуть на голову своей пациентке стакан с водой. Сегодня обеденное меню должно было вызвать скорее обиду, нежели негодование. Вообще-то Эдвина любила рыбу, но только не тушенную в молоке и не приправленную картофельным пюре. Понятия Эдвины о еде скорее включали такие вещи, как аппетитные кусочки мяса осьминога, лобстера или гигантских креветок, плавающие в сочных глубинах ароматной томатной подливы.
– По всему видно, Ферн, в храбрости тебе не откажешь, если ты осмеливаешься потчевать подобной размазней женщину моей Комплекции и темперамента, – проворчала старая дама, неохотно помешивая вилкой картофельное пюре. – От такой кормежки я, пожалуй, скоро совсем на нет сойду, и, когда Оуэн
