баребыло еще несколько посетителей, и он втянулся в разговор с местным жителем.
Само это место, пара бокалов с напитком, беседа с приятным незнакомцем были для него наркотиком, притупляющим боль и тяжелые думы, отгородившим от него печальное сознание того, что, вернувшись в клинику, он больше не увидит там Марни.
В течение нескольких следующих дней в клинике потихоньку обсуждали внезапный отъезд Марни.
Сестра Донкин до опасного близко подошла к истине, сказав Скотти:
– Мне всегда казалось, что она слишком тесно общается с боссом. Может быть, имперская принцесса что-то почуяла, и Марни предпочла уехать, пока не начались неприятности.
– Надеюсь, вы не намекаете на то, на что, как я полагаю, вы намекаете? – Преданность Скотти Полу была немедленно задета.
– Ох, да спуститесь вы с пьедестала, Скотти, – сказала другая сестра. – Вы знаете так же хорошо, как и все мы, что до помолвки босс любил приударить за хорошенькими девицами. Марни Лестер ужасно привлекательна. В ней есть какая-то теплота, – она мне страшно нравилась и невольно украшала это заведение маленькими певческими сборищами вокруг фортепьяно. Приятное разнообразие после вечно мигающего телевизора.
Скотти, знавшая Пола очень хорошо, давно вынашивала подозрения относительно его интереса к молоденькой секретарше, однако не собиралась сплетничать со своими коллегами.
Она сменила тему.
– А я не против посмотреть по телевизору старое кино, – сказала она. – Несколько недель назад я видела один ужасно хороший фильм.
Она и сестра Донкин углубились в беседу о фильмах, и Марни отступила на второй план. Им будет ее не хватать, потому что она им обеим нравилась, но мысли о ней не станут преследовать их так, как они преследовали Пола.
Он сражался с собой сравнительно успешно, пока был занят работой, но ночи превращались в сплошную муку, потому что он оставался наедине со своими мыслями. Он не мог заснуть и часами лежал в постели, куря и просматривая истории болезни пациентов. Вскоре миссис Пайпер стала находить дыры, прожженные в простынях, и, когда она упомянула об этом, он рявкнул, чтобы она не приставала с домашними проблемами. Если ей не нравится чинить простыни, он не возражает, чтобы она купила новые!
– Дело не в этом, сэр, – возразила она. – Я опасаюсь, что вы можете заснуть и поджечь постель.
– Этого не случится, миссис Пайпер, – мрачно заверил ее он. – Черт побери, я хотел бы заснуть.
Миссис Пайпер решила, что у него разыгрались нервы из-за приближающейся свадьбы. С материнской заботой она стала на ночь давать ему успокоительный чай, и он сардонически позволял ей это делать.
Он забивал дни и вечера работой и испытал мимолетное облегчение, сдобренное горечью, когда Илена уехала в Париж, чтобы закончить дела с подготовкой приданого.
Агентство присылало ему уже двух стенографисток, и он ухитрился огорчить обеих. Первая была грязнуля, а у него было явное отвращение к нечистоплотным женщинам. У второй страдала грамотность. Постоянное зрелище того, как она стирает слова с ошибками, было испытанием для его нервов в их нынешнем состоянии, и через два дня он отправил ее обратно.
Временами ему казалось, что он медленно сходит с ума.
Эррол Деннис решил, будто Марии уехала, чтобы скрыться от него. Именно так он сказал Полу как-то утром:
– Я поторопился с девочкой. Я понимал, что значу для нее совсем не то, что она для меня, но я хотел ее и потому сыграл на жалости. Я не имел права это делать. Я поставил ее в положение, из которого она должна была бежать – или остаться на съедение.
– Марни убежала не от вас, Деннис.
Слова вылетели из него, прежде чем он смог остановить их… потом Эррол и он уставились друг на друга.
– Из-за вас, Стиллмен?
В желто-коричневых глазах Эррола полыхнул гнев. Краткая вспышка, словно молния, последовала немедленно за пониманием того, что если Марни и полюбила Пола, то вовсе не в результате тайных любовных свиданий в его офисе. Эррол слишком хорошо знал женщин! Он давно учился отличать позолоту от золота и до тех пор, пока в его бесшабашную жизнь не вошла Марни, всегда предпочитал позолоту.
Эррол рассматривал лицо Пола и гадал, что сейчас творится за этой жесткой, бесстрастной маской. Любил ли он Илену… или Марни? Потом Эррол сказал себе, что это должна быть Илена, раз Стиллмен позволил Марни уехать; веселый ирландец не мог себе представить мужчину альтруистичного настолько, чтобы он мог отказаться от желанной всем сердцем женщины ради того, чтобы не нарушить обещание, данное другой. Для такого поступка надо стать почти святым!
Любопытство все росло в желто-коричневых глазах, устремленных на Пола, который стоял, черкая что- то в свой блокнот наблюдений за пациентами.
– Марни была просто чудесной девочкой, – пробормотал Эррол, разглядывая жесткий профиль, втайне надеясь, что Стиллмен выдаст себя.
– Да, – ответил Пол совершенно будничным тоном.
– А как приятно было с ней целоваться – не так ли? – продолжал провоцировать его Эррол.
У Пола перехватило дыхание:
– Черт бы вас побрал, Деннис!
– Господи помилуй, человек, которого она полюбила, должен был ответить на ее любовь. Это было бы так же неизбежно, как то, что луна растет каждый месяц, а дождь изливается в теплоту земли… Я мог бы продолжить сравнения.
Пол стоял спокойно и сдержанно, со стороны казалось, что он полностью овладел собой. Но он не смог справиться с нервно пульсирующей жилкой около губ.
«Возвышенный дурак!» – захотелось сказать Эрролу.
Вечером после работы Эррол зашел в телефонную будку и позвонил в квартиру Илены. Он знал, что в тот день она вернулась из Парижа.
– Я хочу видеть тебя, – сказал он, когда она подошла к телефону. – Приедешь ко мне или я подъеду в Рутледж-Корт?
– Нам не о чем говорить, – заспорила она.
– Ты будешь поражена, chere amie, – проговорил он. – Приезжай ко мне.
– Ты… действительно хочешь, чтобы я приехала?
– Дождаться не могу. – Он ухмыльнулся и повесил трубку.
Его квартира находилась в перестроенном доме времен Регентства рядом с набережной Челси, и вечером он поехал прямо домой, не заезжая, как обычно, поужинать в ресторане. Он поставил машину в гараж и прошел пешком вдоль набережной к тихой улице, на которой жил. Его квартира была на третьем этаже дома, покрашенного в белый цвет и со вкусом отделанного в стиле Регентства. Он привез туда кое- какие вещи из своего старого дома в Ирландии, где давным-давно бесшабашные и живописные Деннисы устраивали пиршества и оленьи охоты, медленно проедая фамильное состояние, которое теперь приносило всего две сотни в год. Эррол стоял, с ироничной улыбкой рассматривая уотерфордские настенные лампы и вспоминая, сколько раз Илена называла его деревенщиной. Ему было забавно, что она так думала о нем. Ей всегда нравилось играть королеву Екатерину при нем, придворном шуте, но действительно посмеяться можно было над ней. Он не был деревенщиной и иногда со стыдом вспоминал, что он ирландский джентльмен.
Когда в дверь позвонили, он смешивал себе коктейль, у Илены когда-то был свой ключ, но он заставил ее вернуть его.
Он поставил шейкер и пошел к двери. Илена, как всегда, выглядела потрясающе. На ней был костюм цвета распустившейся мимозы, а от черного сомбреро падала таинственная тень на глаза. Губы пылали алыми маками на восхитительно белой коже.
– Ты просто цветешь, – сделал ей комплимент Эррол.
Она вошла в гостиную, он следовал за ней, примечая все волнующие подробности. Невероятные каблуки, из-за которых она ходила так осторожно, что мужчина инстинктивно был все время наготове, чтобы
