Едва взглянув на него, Лили поняла — что-то произошло. Лод был превосходным актером, он умел держать себя в руках и вошел как ни в чем не бывало. Но Лили сразу заметила его затравленный взгляд и непривычную сдержанность.
— Лили, не могли бы вы позвать Бенедикту? — произнес он подозрительно спокойным и ровным голосом.
— Сейчас позову, — кивнула Лили. — Лод, что случилось? — добавила она, нахмурившись.
— Прошу вас, позовите Бенедикту, — повторил Лод и в изнеможении прислонился к алтарю. — Простите, Лили, но я… Она должна узнать об этом прежде, чем они будут здесь… А они наверняка придут совсем скоро…
— Да о чем вы говорите… — начала Лили, но прикусила язык. Ей не хотелось вытаскивать из Лода силком то, что он намеревался открыть Бенедикте.
Узнав о приходе брата, Бенедикта вприпрыжку вбежала в комнату. Улыбка, игравшая на ее губах, мигом погасла, когда она увидела выражение лица Лода. Не говоря ни слова, он взял ее руку и крепко сжал.
В полном молчании брат и сестра вышли из Дома милосердия. Лили и Тео обменялись недоуменными взглядами. Даже постояльцы, обычно равнодушные ко всему происходящему, похоже, были встревожены.
Через несколько минут Лили поняла, что больше не в состоянии ждать. Она вытерла руки о фартук и двинулась к дверям, решив, что проявила достаточно деликатности и теперь имеет право все выяснить.
Путь ей преградил инспектор Гривс, возникший в дверном проеме. За его спиной стояла целая группа контролеров, и среди них — сержант Полдрон. Все, за исключением инспектора, хранили на лицах угрюмое выражение. Что касается Гривса, тот был скорее печален, однако полон решимости.
— Приношу свои извинения, доктор Теофилус и мисс Лилит, но нам необходимо осмотреть помещение и побеседовать с вами, — произнес он. — Убедительно прошу предупредить ваших постояльцев, что никто из них не имеет права покидать здание без моего разрешения. В противном случае вам угрожают самые неприятные последствия.
Лили, испуганная и растерянная, отступила назад. Она не понимала, что происходит. Неужели представители власти явились сюда, чтобы закрыть Дом милосердия? Но тогда инспектор говорил бы с ней намного жестче.
— Инспектор, если вы хотите получить контракты, я… — пробормотала она.
— Сожалею, но речь идет о нарушении закона куда более тяжком, чем отсутствие документации, — отчеканил инспектор, глядя на девочку в упор. — Совершена кража, мисс Лилит. Как это ни печально.
— Инспектор, я уверена, что ни один из наших постояльцев не способен на кражу, — пролепетала Лили. — Разумеется, вы можете их обыскать, но я ручаюсь…
Лили внезапно осеклась, осознав, что не задала самого естественного в подобных обстоятельствах вопроса. У нее просто язык не поворачивался задать этот вопрос. Доктор оказался решительнее.
— Могу я узнать, инспектор, какого рода кража совершена? — спросил он.
— Похищена человеческая жизнь, сэр.
По лицу доктора пробежала тень. Лили отчаянно хотелось зажать руками уши и не слышать того, что ей предстояло услышать сейчас.
— И кто является жертвой? — едва слышно произнес Тео.
— Молодая женщина по имени Глория, доктор. Насколько нам известно, она часто бывала здесь.
До слуха Лили донеслись приглушенные рыдания Бенедикты.
Лили казалось, этот кошмар никогда не кончится. Каждый из контролеров, за исключением сержанта Полдрона, надзиравшего за обыском, счел своим долгом допросить ее. Как заведенная, девочка повторяла одно и то же. Да, последний раз она видела Глорию несколько дней тому назад, когда та приходила навестить свою младшую сестру. Нет, ей вовсе не показалось, что молодая женщина чем-то взволнована или расстроена.
Голова у Лили шла кругом, но она старалась подбирать слова как можно тщательнее. Нет, у Глории не было врагов, завистников и недоброжелателей. Она понятия не имеет, кто мог убить старшую сестру Бенедикты. Лили настойчиво употребляла слово «убить», хотя контролеры всякий раз поправляли ее, напоминая, что речь идет о «похищении жизни». Лили содрогнулась, узнав, что тело Глории было обнаружено в трущобах района Рыб. Нет, она не представляет, какие причины вынудили молодую женщину отправиться в этот опасный квартал, покачала она головой. И она никогда не замечала, чтобы около Дома милосердия бродили какие-нибудь подозрительные личности.
Всякий раз, когда Лили повторяла эту фразу, губы очередного контролера искажала язвительная ухмылка. По всей вероятности, все без исключения обитатели ночлежки, отвечавшие на вопросы испуганным бормотанием, казались представителям власти до крайности подозрительными. Даже инспектор Гривс, взиравший на Лили не без некоторого сочувствия, осуждающе покачал головой, когда она вновь заявила, что никого не подозревает.
— Мисс Лилит, вы должны признать очевидное, — заявил он непререкаемым тоном. — Ваш так называемый Дом милосердия — чрезвычайно опасное место, так как здесь собираются люди, готовые на любое преступление.
— Это самые обычные люди, инспектор, — возразила Лили. — Просто им не повезло в жизни. Кого-то из них погубила собственная глупость, кого-то — людская алчность.
Инспектор поднял голову от своих записей и задумчиво посмотрел на девочку.
— Поверьте моему опыту, мисс Лилит, большинство преступлений совершают именно самые обычные люди. Надеюсь, вы не станете возражать против того, что клиенты вашего заведения относятся к числу тех, кого принято называть отбросами общества.
Инспектор обвел глазами комнату и остановил выразительный взгляд на чумазом оборванце, который, нимало не смущаясь присутствием контролеров, осыпал своего соседа грязными ругательствами.
— Мне представляется более чем возможным, что мисс Глория — молодая, красивая, преуспевающая — одним своим видом пробуждала в душах здешних обитателей самую черную зависть, — изрек инспектор. — Вы не согласны со мной, мисс Лилит?
Лили молча отвернулась. Если бы в глазах инспектора мелькнул проблеск тайного злорадства, ей было бы легче. Но Гривс отнюдь не злорадствовал. Он всего лишь приводил доводы здравого смысла, на которые девочке нечего было возразить.
В промежутке между допросами Лили успела обойти Дом милосердия и раздать больным лекарства. На лицах наблюдающих за ней контролеров застыло откровенное осуждение, но Лили это ничуть не волновало. Она надеялась, что Лод и Бенедикта вернутся в самом скором времени. Однако Тео сказал ей, что они отправились на опознание тела сестры. Лили, понурив плечи, в полном изнеможении опустилась рядом с доктором. Несмотря на то что в Доме милосердия, наводненном постояльцами и контролерами, яблоку было негде упасть, Лили томило чувство беспредельного одиночества.
Внимание Тео было целиком поглощено язвой на руке старухи, которую он осматривал. Тем не менее, когда Лили встала, он повернул к ней голову.
— Они вернутся, Лили, непременно вернутся. Но сейчас им надо побыть вдвоем.
«Да, из всей их семьи в живых осталось только два человека», — с горечью подумала Лили. Она никогда не интересовалась, при каких обстоятельствах Глория, Лод и Бен лишились своих родителей. Жизнь в сиротском приюте приучила ее, что о родителях лучше не расспрашивать. Подобный разговор может вынудить человека к неприятным признаниям. Не всякому хочется говорить о том, что родители его продали.
— Что же нам теперь делать? — спросила она.
Доктор удивленно взглянул на нее.
— То, что мы делали прежде, Лили, — ответил он, без особого успеха пытаясь улыбнуться. — У нас есть работа, и мы будем ее продолжать. Невзирая на любые трудности.
