В голове у девочки как будто что-то щелкнуло.
За год, прошедший с того момента, как она попыталась вступить в сделку с мисс Дивайн, Лили ни разу не заходила в лавку. Ей понадобилось пересилить себя, чтобы переступить через порог. Внутри ничего не изменилось. Глядя на ряды крошечных бутылочек, стоявших на полках вдоль стен, Лили ощутила приступ знакомого страха. Но если год назад в душе ее царили растерянность и недоумение, сейчас она была полна решимости.
Мисс Дивайн она нашла в задней комнате. Хозяйка лавки налаживала аппарат, предназначенный для извлечения человеческих эмоций. Пальцы ее с привычной ловкостью прикасались к металлическим рычажкам. В кожаном кресле дремала пожилая женщина, несколько ночей подряд проведшая в Доме милосердия. Грудь ее мерно вздымалась.
— У этой особы уйма злости самого наилучшего качества, — не глядя на Лили, сообщила мисс Дивайн. Лицо ее, по обыкновению, оставалось спокойным и бесстрастным. — Да и раздражительности у нее хватит на десятерых. Товар не самый ходовой, но все-таки покупатели находятся. Главная сложность состоит в том, чтобы отделить злобу от праведного гнева. А то получится привкус, который никому не по нутру. Привкус горечи.
Мисс Дивайн нажала какой-то рычаг, и в колбу, предназначенную для сбора эмоций, с шипением закапала красная жидкость. Лавочница сосредоточенно наблюдала за процессом.
— А вы зачем пожаловали, мисс Лили? — обратилась она к девочке. — Уверена, вам не повредит хорошая порция безмятежности.
— Нет, мне нужно кое-что другое, мисс Дивайн, — спокойно, но твердо произнесла Лили. — Безмятежность мне ни к чему. Я хочу получить знания.
Мисс Дивайн смотрела на нее, вопросительно вскинув бровь.
— Такого товара у меня нет, — покачала она головой, не сводя глаз с Лили. — Могу вам предложить превосходное свежее любопытство.
— Я не интересуюсь вашим товаром, — отрезала Лили, давая понять, что все уловки мисс Дивайн не имеют смысла. — Меня интересует Глория. Скажите, почему в последнее время она перестала заходить в вашу лавку?
— Спросите что-нибудь полегче, мисс Лили, — усмехнулась мисс Дивайн. — Это закон спроса и предложения. Клиенты приходят и уходят…
— Глория была не простой клиенткой, — вполголоса произнесла Лили. — Она впала в серьезную зависимость от вашего товара, и вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Отпуская ей порцию дистиллированных чувств, вы не сомневались, что она непременно вернется за большей. Верно, мисс Дивайн?
Владелица лавки с оскорбленным видом вскинула голову.
— Похоже, у вас создалось превратное представление о моем бизнесе, мисс Лили, — заявила она. — Торговля эмоциями — лишь малая его часть. Как вам известно, я произвожу стеклянную посуду, которая пользуется огромным спросом. И мне нет ни малейшей надобности…
— Тем не менее вы делаете все, чтобы расширить круг своих так называемых постоянных клиентов, — бесцеремонно перебила ее Лили. — Вы сразу видите человека, которому угрожает зависимость, и добиваетесь того, что зависимость эта становится непреодолимой. Жертвы, попавшие в ваши сети, готовы отдать последнее, лишь бы получить очередную склянку с вашим товаром.
— Я никому не навязываю свой товар, мисс Лили, — процедила мисс Дивайн. — Покупатели, которые ко мне приходят, сами знают, что им нужно. По крайней мере, я никого не обманываю. К качеству моего товара еще ни у кого не было претензий. А вот где-нибудь в трущобах вам могут всучить бурду, которая вызовет расстройство желудка, и ничего больше…
— Не сомневаюсь, вы торгуете превосходным товаром, мисс Дивайн, — заявила Лили. — Наверняка у Глории тоже не было в этом ни малейших сомнений. Почему же она перестала быть вашей клиенткой? Почему предпочитала доставать то, что ей требовалось, у старого рыбака, рискуя приобрести, как вы утверждаете, вредную для здоровья бурду? Она ведь понимала, что, отправляясь в трущобы, подвергает себя опасности.
В течение нескольких мгновений мисс Дивайн буравила Лили взглядом, не произнося ни слова. На лице ее застыло выражение оскорбленного достоинства, но в глазах метался страх.
— Я очень занята, мисс Лили. Надеюсь, вы самостоятельно найдете дверь, — пробормотала она, тщетно пытаясь придать тону надменность.
Лили впилась ногтями в собственные ладони. Она чувствовала, разгадка совсем близко. Для того чтобы концы сошлись с концами, требовалась самая малость. Свою следующую фразу Лили произнесла, подчинившись внезапному импульсу.
— Как-то раз я краем уха слышала разговор контролеров, — невозмутимо сообщила она. — Они говорили о законах. Вам известно, мисс Дивайн, какое преступление считается в Агоре самым тяжким?
Мисс Дивайн старалась принять равнодушный вид, но это ей плохо удавалось.
— Много лет назад в нашем городе жили пекари, которые решили взвинтить цены на хлеб, — продолжала Лили. — Они не стали делать его вкуснее, использовать муку лучшего качества, вовсе нет. Они решили договориться с другими пекарями. Решили разделить город на части, с тем чтобы жители каждого квартала могли покупать хлеб лишь у одного пекаря и ни у какого другого. Это давало им возможность назначать цены по собственному усмотрению. Ведь люди не могут обойтись без хлеба.
— Разумная стратегия, — проронила мисс Дивайн.
— Более чем, — кивнула Лили, приближаясь к ней вплотную. — Но, как выяснилось, противозаконная. Главный закон Агоры гласит, что никто не имеет права препятствовать торговле. Пекари, которые отказывались продавать свой товар покупателям из других кварталов, нарушили этот закон. В результате зачинщики оказались в тюрьме.
— Самое подходящее место для подобных пройдох, — заявила мисс Дивайн, быть может, слишком поспешно.
Повисла пауза, которую Лили не торопилась прервать. Внутри у нее все трепетало, и она прилагала отчаянные усилия, чтобы держать себя в руках. Девочка знала, сорвись она сейчас, закричи на мисс Дивайн — все будет потеряно. Неотрывно глядя в лицо стекольщицы, она продолжила:
— Те пекари, которые пошли на поводу у нарушителей закона, тоже были арестованы. После их продали тем самым людям, которых они обманывали. Им пришлось стать обычными слугами. Но некоторые из них сумели избежать такой печальной участи. Они чистосердечно признали свою вину. И им было позволено вернуться к своему ремеслу. — Лили невесело усмехнулась. — В конце концов, город не может обойтись без пекарей.
Решительный момент настал. Лили чувствовала, взгляд ее должен прожечь мисс Дивайн насквозь. Если ей не удастся сделать этого, лавочница сумеет увильнуть. Призрак Глории беззвучно витал над Лили, придавая ей решимости. Мисс Дивайн, не выдержав ее взгляда, опустила голову.
— Никаких договоров и контрактов не существует… — выдохнула она.
— Разумеется нет. Но, вне всякого сомнения, вы получали что-то взамен. Контролеры непременно это найдут, можете быть уверены, мисс Дивайн.
Лили по-прежнему не сводила глаз с лавочницы. Та, казалось, за несколько минут усохла и съежилась.
— Вы деловая женщина, мисс Дивайн, — отчеканила Лили. — Вы не станете заключать невыгодных сделок.
В ответ мисс Дивайн разразилась деланым хриплым смехом.
— Все сделки, которые мы заключаем, в результате не приносят никакой выгоды, — заявила она. — Только мы не сразу об этом догадываемся. Внушаем себе, что провернули прибыльное дельце. Сумели извлечь пользу из людских слабостей. — Мисс Дивайн схватила колбу, наполненную дистиллированной злобой, и встряхнула ее так, что жидкость вспенилась. — Секрет состоит в том, что все мы так или иначе впадаем в зависимость. Кто-то не может существовать без чужих эмоций в бутылочках. Другие не мыслят своей жизни без богатства, власти, старых друзей… Можно продолжать до бесконечности.
На лице мисс Дивайн мелькнуло выражение неизбывной тоски. В следующее мгновение она посмотрела на Лили, насмешливо прищурившись.
