было ударом.
У него хватило совести принять удивленный и отчасти даже виноватый вид.
— Выходит, зря я тянул. Все думал, как бы сказать ей поосторожнее, поскольку она настроена к вам крайне враждебно.
— Благодаря вам и вашей матери!
Виноватое выражение резко сменилось прежней грубостью.
— Об этом поговорим в другой раз. Пусть моя дочь остается там, где находится, и сидит сколько влезет. Она знает этот корабль, как собственный карман. Там, внизу, есть фонари, если ей понадобится свет. Сама выберется, когда проголодается как следует.
Он повернулся к трапу, явно ожидая, что я пойду за ним следом.
— Тогда я сама за ней спущусь, — заявила я.
Невзирая на его изумление, я начала спускаться по трапу в люк. Оказалось, что внизу не совсем темно, потому что в люк над моей головой лился солнечный свет, и я различила каюты по правому и левому борту, открытую дверь в камбуз, а дальше передо мной тянулось вдаль мрачное нутро корабля. И я впервые увидела странное превращение, которое впоследствии происходило всякий раз, когда я спускалась в глубины «Гордости». На палубе царил солнечный свет, сверкала медь и дул соленый морской бриз. А внизу пахло застарелой гнилью, протухшей ворванью и затхлыми каютами. Наверху корабль был чист и прекрасен. Внизу он оказался заброшенной развалиной. Я никогда прежде не знала, что такое боязнь замкнутого пространства, но теперь узнала. Изогнутые борта корабля, казалось, смыкались над самой моей головой, и мне представлялись тонущие суда и моряки, пойманные в западню трюмов, когда на них, беспомощных, обрушивались сверху потоки воды.
Я окликнула Лорел, и голос мой эхом пронесся по коридору. Глаза привыкли к полумраку, и я увидела люк в трюм. Он был открыт. Наверное, Лорел зажгла фонарь и ушла вниз. Я не стала дожидаться Брока и начала спускаться по второму трапу, который оказался еще круче первого.
По мере спуска все меньше света достигало внутренностей корабля. К моменту, когда мои ноги коснулись дощатого настила в трюме, темнота сделалась непроглядной. Я понятия не имела, куда мне идти. Вокруг сгустились черная тьма и затхлая смесь запахов гнили, пыли и китовой ворвани. Я снова окликнула Лорел, но она не отозвалась.
И тут, к моему облегчению, вверху замигал свет и я увидела Брока, спускавшегося по лестнице со штормовым фонарем в руке. Запрыгали тени, и я наконец огляделась. Огромные изогнутые тимберсы поддерживали выпуклые бока корабля, смыкаясь, точно китовые ребра. Вдоль трюма вели узкие мостки, по которым когда-то можно было пройти. Повсюду на дне лежали камни балласта. Передо мной выстроился ряд бочонков. Сейчас они были пусты, но когда-то в них хранился вонючий китовый жир.
Брок спустился
Отец окликнул девочку, и нас оглушило многократное эхо. С носа корабля донеслось шуршание. Брок поднял фонарь повыше, и мы увидели Лорел, вжавшуюся в борт за шпангоутом. Она сидела, обхватив руками ноги, согнутые в коленях, и спрятав лицо. Я поняла, что сейчас Брок накричит на нее, и, бросившись вперед, ласково позвала девочку:
— Лорел, пойдем с нами. Нам надо поговорить, но тут слишком неуютно. Тут так темно, душно и воняет противно… Пойдем, дорогая, пойдем назад, на палубу.
Она подняла голову и прищурилась от яркого света фонаря.
— Не пойду с вами! Не хочу, чтобы вы были моей мачехой! Я буду тут… пока от меня не останутся одни косточки — как от того кита!
Ее отец досадливо фыркнул.
— На это понадобится слишком много времени, а я не собираюсь оставаться тут с тобой и тоже превращаться в скелет. Идем наверх, и хватит дурить. Почему ты прогуливаешь уроки?
Я развернулась на узком мостике, чтобы встать лицом к лицу с этим человеком.
— Да прекратите же! Вы только пугаете ребенка. Помолчите минуту и дайте мне с ней поговорить.
Он посмотрел на меня так, словно ему дал отповедь один из шпангоутов, и от удивления замолк.
— Пожалуйста, пойдем, — позвала я Лорел, протянув ей руку.
— Да, а когда выйдем, он меня поколотит, — заявила девочка.
— Да я в жизни не поднял на нее руку! — возмутился Брок. — А ну прочь отсюда, не то я сам тебя выволоку!
Я решительно заступила ему дорогу.
— Отец тебя не побьет и даже не накажет, — заверила я девочку, настолько рассердившись, что даже осмелилась давать такие обещания. — Если уж я вошла в вашу семью, о чем никого не просила, то мне будет дело до всего. Если я должна заменить тебе мать, то тоже имею право решать, как с тобой поступать. Пойдем, Лорел, милая. Пойдем домой.
Наверное, ей и самой не хотелось оставаться в этом мрачном, гнетущем, мерзко пахнущем месте. Она еще чуток помедлила, ожидая, не начнет ли ее отец спорить со мной, и, убедившись, что он лишь бормочет себе под нос проклятия, проползла по острым камням и выпрямилась на мостике. Потом, проигнорировав мою протянутую руку, бочком обошла отца и метнулась к трапу. Пока мы выбирались на палубу, она уже убежала и теперь мчалась во всю прыть к обрыву, только подол развевался по ветру.
Я глубоко вздохнула, обрадовавшись свежему воздуху палубы. Брок проследил за девочкой мрачным взглядом.
— Замечательно вы на нее влияете, — заметил он. — Поощрять непослушание! Много на себя берете… миссис Маклин!
И тут весь мой боевой задор испарился без следа. Чем я могла помочь девочке, если я и себе-то ничем не могла помочь! Я остановилась, чтобы стряхнуть с платья коричневатую пыль, потом подошла к трапу. Брок оказался возле него первым и протянул мне руку, помогая сойти. Не взглянув на него, я лишь коснулась его руки и быстро спустилась на причал. Наверное, я тоже поднялась бы по склону бегом, если бы не заметила, с каким трудом хромает к дому Брок. Хотела я оставаться в его обществе или нет, простая вежливость требовала умерить шаг. Однако, как я поняла позже, Брок Маклин более чем остро чувствовал намерение спутника приспособиться к его походке. Он мог идти быстро, когда хотел, но делал это нечасто.
— Идите-ка вперед, — грубовато сказал он. — Моя мать ждет вас у себя в комнате. А у меня есть еще дела внизу.
С чувством облегчения я оставила его и, не оборачиваясь, двинулась по тропе к дому. Уже почти наверху я остановилась перевести дух и поглядела вниз, Брок стоял у кромки воды спиной к обрыву, глядя в океанскую даль. В его позе был какой-то вызов — словно судьба крепко потрепала его, но не сломила. Я ничем не могла ему помочь. У него была своя жизнь, у меня — своя.
Опомнившись, я заторопилась к дому Бэскомов.
Сперва я прошла к себе в комнату и сняла накидку. Потом постучала в дверь Лорел и, не дождавшись ответа, заглянула в комнату. Девочки там не было, но сейчас я не могла заниматься ее поисками, Оставалось только надеяться, что она не спрячется еще в каком-нибудь странном месте, пока я не освобожусь и мы не поговорим. Я представила себя в роли защитницы Лорел — заступницы ребенка, с которым скверно и несправедливо обращаются. Кто-то должен встать между ней и жестоким отцом.
Но сейчас мне надлежало предстать перед миссис Маклин, и я неохотно прошла по коридору к ее комнате в передней части дома. Она тотчас откликнулась на мой стук. Едва успев войти в комнату, я сразу ощутила, насколько враждебно настроена ко мне внезапно приобретенная свекровь. Сибилла Маклин стояла возле кровати, на которую было навалено множество черных платьев. Сама она была уже в полном трауре. Из-за черного платья лицо ее казалось желтым, а бледно-голубые глаза — совсем бесцветными. За ее спиной в камине горел огонь.
Мимоходом я заметила, что рисунок на обоях состоял из каких-то колючих растений — весьма уместный фон для такой хозяйки. Но тут мое внимание привлек портрет над камином, и больше я ни на что не смотрела. Я поняла, что, должно быть, на нем изображен капитан Эндрю Маклин,
