детства.
Когда пастор доктор Прайс, тот самый, что обвенчал меня и Брока, сказал последние слова и бросил на гроб горсть земли, внезапно раздались громкие рыдания. Я очнулась. Плакала Лорел, и я почувствовала к ней благодарность, хотя ее слезы казались неуместными в гнетущей тишине возле могилы. По крайней мере, хоть один из нас оказался способен горевать по капитану Обадии от всего сердца.
Комья земли застучали по гробу, и толпа начала расходиться. Миссис Маклин увела плачущую Лорел, Лиен тоже ушла к каретам. Ян по-прежнему сопровождал китаянку. Только человек, стоявший рядом со мной, не двигался с места, хотя и отпустил мою руку, словно давая понять, что хочет остаться один, без обузы. Я отошла в сторонку и остановилась, исподволь наблюдая за ним. И тут я вдруг, неожиданно увидела этого человека по-новому. Словно Брок Маклин предстал передо мной в новом свете, вне связи с моей собственной судьбой. Передо мной стоял человек, не раз терпевший жестокое крушение. Ранение в ногу навсегда оторвало его от моря. Всего несколько лет назад он, должно быть, стоял на этом самом кладбище, скорбя по утраченной жене. Даже работа, которой он занялся после ранения, была у него отнята, потому что капитан Бэском вел дела компании лениво и бестолково. Но движения Брока, когда он отвернулся от могилы, выражали глубокую скорбь.
Повинуясь внезапному порыву, я тихо сказала:
— Я так сочувствую вам… Мне очень жаль…
Если он и горевал, звук моего голоса прогнал все внешние проявления чувств. Брок посмотрел на меня с отвращением, как будто я сказала невероятную глупость. Возможно, так оно и было. Конечно, я не могла объяснить ему, что сочувствую не только сегодняшнему горю, но и всем несчастьям, что в прошлом свалились Броку на голову. Вряд ли ему бы это понравилось. Я снова почувствовала неуместность своего присутствия и, чтобы скрыть смятение, высказала вслух мысль, которая пришла мне в голову еще раньше.
— Раз уж мы здесь, не могли бы вы показать, где похоронена моя мать? — робко попросила я.
Я бы не удивилась, если бы Брок отказался, но, к моему облегчению, он кивнул и, не говоря ни слова, повел меня по заросшим травой проходам между могилами к пологому холмику в дальнем углу кладбища, где росла плакучая ива.
Здесь, в тени ивы стоял скромный памятник из новоанглийского гранита. Гранит показался мне неподходящим материалом для памятника человеку, жившему так весело и полнокровно, как девушка, о которой часто рассказывал мне отец. На камне не было эпитафии, только имя: 'КАРРИ КОРКОРАН ХИТ'.
В воображении я часто представляла себе, что в день, когда я окажусь возле этой могилы, мать вроде как оживет и станет ближе. Но похороненная здесь женщина осталась мне чужой, я никогда ее не знала, и она не имела ко мне никакого отношения. Я даже не заметила, что заговорила вслух.
— Ах, если бы я могла ее увидеть, — вздохнула я.
Человек, стоявший возле меня, отозвался равнодушно:
— И что в этом хорошего? Зачем?
Я знала, что не найду в Броке Маклине сочувствия одиночеству и тоске, которые испытывала сейчас, когда наконец оказалась здесь. И все же я попыталась объяснить:
— Мне хотелось бы узнать про нее все — все, что только можно. Мне хотелось бы, чтобы она перестала быть для меня чужой, человеком, о котором я только слышала от других. Мне хочется узнать свою мать.
— А если бы вам сказали, что она была кокеткой, которой нравилось разбивать мужские сердца, — что тогда?
Меня рассердило, что он смеет злословить о человеке, который не может ответить и защититься. Но по крайней мере я была здесь и могла вступиться за мать.
— Откуда вы знаете? — спросила я запальчиво. — Вы говорите так лишь потому, что она была красива, потому что многие любили…
Он перебил меня:
— Знаю, потому что она погубила моего отца. Я был уже достаточно взрослым и многое понимал. Она ожесточила его, он стал желчным, ничего не прощал своей жене, моей матери. И все потому, что в юности любил Карри Коркоран и пытался забыть ее, женившись на другой. Но Карри никого не отпускала. Вы видели, во что превратилась моя мать — она тень той женщины, которой когда-то была. Я могу только сочувствовать ей и жалеть ее. Отец заставлял ее страдать только за то, что она не стала для него тем, кем была Карри. Неужели вы не понимаете, как тяжело ей видеть ваше сходство с матерью?
— Но разве я в этом… — начала я.
Брок снова перебил:
— Да какая разница, виноваты вы или нет, если каждый взгляд на вас бередит старые раны? Как, по- вашему, она должна себя чувствовать, когда вас навязали нам и сделали частью нашей жизни, не спрашивая, хотим мы этого или не хотим?
Он говорил с ледяным спокойствием, которое жгло сильнее гнева, и мне стало холодно и страшно.
Но все же я попробовала ему возразить:
— Значит, вы пытаетесь через меня наказать Карри Коркоран?
В его смехе послышалась неприятная нотка, но, вспомнив, в каком месте мы находимся, Брок сразу же оборвал его.
— Вы — ребенок, глупый и сентиментальный. Моей матери безразлично, что чувствуете или не чувствуете лично вы. И мне это тоже безразлично. Трудно жить, когда открываются старые раны.
— Тогда просто отпустите меня, — взмолилась я. — Все, что от вас требуется, — это отпустить меня.
Брок резко отвернулся и зашагал к каретам. Он шел так быстро, что мне пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Казалось, несмотря на увечье, ему легче ходить быстро.
Миссис Маклин стояла возле кареты, принимая соболезнования друзей. Но я сразу поняла, что она следила за Броком. Ян Прайотт уже посадил Лиен в карету и теперь подтыкал вокруг нее складки просторного плаща. Он снова взглянул на меня насмешливо, словно поздравил с тем, как успешно я сыграла роль жены Маклина. Этот взгляд лишил меня всякой надежды договориться с Яном, точно я уже безраздельно принадлежала клану Маклинов.
Похоже, за помощью совсем не к кому обратиться, а ведь в конце дня меня подкарауливала ночь. В Бэском-Пойнте меня ждала комната. Комната, которую мне теперь предстояло делить с Броком Маклином. Я со страхом взглянула на небо. Хотя солнце уже исчезло за тяжелыми серыми тучами на горизонте, небо оставалось светлым. До темноты еще было время.
Брок подсадил меня и свою мать в карету; Лорел убежала и села в карету с Яном и Лиен. Как мне хотелось сделать то же самое! Впрочем, там мне тоже никто бы не обрадовался.
И снова мы ехали к дому молча, только миссис Маклин что-то сказала насчет друзей, которых ждала к ужину. Брок молчал, но я чувствовала, что внутри он так и кипит, с трудом соблюдая вежливость. Когда мы подъехали к Бэском-Пойнту, он не пожелал исполнять долг хозяина и, даже не зайдя в дом, свистнул из конуры Люцифера. Человек и собака вместе удалились к мысу.
Я взбежала наверх и, подойдя к большому окну, увидела черного пса и мрачного шотландца чуть правее маяка. Они стояли на краю скалистого обрыва над океаном. Оба смотрели в море, такое же холодное и серое, как и отраженное в нем небо. У меня было чувство, что разговор о моей матери высек опасную искру. Чего ждал от меня этот человек, расположенный ко мне столь неприязненно и такой не располагающий к себе? Вчера ночью он забыл обо мне, но что будет сегодня?
Все еще одетая, я прокралась вниз. Из парадной гостиной улетучились последние пари благовоний. Лиен, отбыв положенное у гроба, покинула старую часть дома. Мебель была расставлена как обычно, и в гостиную начали стекаться друзья семьи. Голоса звучали теперь менее приглушенно, ведь тело уже было предано земле. Если бы меня приняли в этом доме, я предложила бы свою помощь на кухне или попыталась бы помочь как-нибудь иначе. Но я знала, что миссис Кроуфорд мне не обрадуется, да и миссис Маклин тоже. Будет вполне достаточно, если я при необходимости появлюсь за ужином в качестве жены Брока.
Я проскользнула мимо двери в гостиную незамеченной и, снова выйдя из дома, направилась к старому маяку. Войдя, огляделась и обнаружила, что там пусто; из-за двери в центральную комнату не доносилось
