Она оборвала фразу, вскочила на ноги и быстро вскарабкалась по скале. Я осталась сидеть, меня била сильная дрожь. Чего она испугалась, что за паника? Посмотрев вниз, на острые иззубренные скалы, я подумала, каково это будет — упасть туда, удариться и, как камень, уйти в воду.
Я резко тряхнула головой, отгоняя наваждение и заставив себя спокойно посмотреть на стоявшего надо мной мужчину. Ни в коем случае не убегу, если он начнет спускаться, не доставлю ему такой радости.
И он спустился к валуну, на котором я сидела, и остановился возле меня. Я молча смотрела на волны, бившиеся о камни внизу. Мне не хотелось встречаться взглядом со злобным Броком. Правда, наваждение от слов Лорел стало потихоньку гаснуть.
Когда он заговорил, в голосе его было так мало неприязни, а слова так напоминали похвалу, что я была приятно удивлена и легко обезоружена.
— А Лорел здорово переменилась, — заметил он. — Я знаю, тут сказалось ваше облагораживающее влияние, очень вам благодарен.
Мне удалось ответить холодным тоном, скрыв глупый восторг, охвативший меня после его слов.
— Увы, я не могу сказать, что перемена свершилась благодаря вашей отцовской любви.
— Да, это, к сожалению, верно, — кивнул он с неожиданной кротостью. — Я слишком погрузился в собственные печали и обращал на дочь внимание, только когда нужно было наказать или отругать ее. Она утратила всякую привязанность ко мне.
На это я сразу же возразила;
— Нет, дочь глубоко любит вас. Она восхищается вами, хотя вам никогда не признается, и мечтает, чтобы вы тоже восхищались ею. Но вы никогда не хвалите девочку, никогда не показываете, что цените ее. Что же ей остается, как не прятать свои чувства под маской враждебности?
Благодушие Брока, конечно же, не выдержало испытания. Я понимала, что моя критика серьезно его задела. Он не привык выслушивать нелицеприятную правду, да еще от женщины. Брок промолчал, а я снова загляделась на море. Сердце мое билось в такт ритму волн.
Наконец Брок нарушил молчание:
— Вам нравится море?
— А почему бы и нет? — ответила я. — Оно завораживает и никогда не надоедает. Будь я мужчиной, я стала бы моряком. Плавала бы в далекие страны и привозила шелка, драгоценную яшму и чай.
— Это, знаете ли, романтическая сторона дела, — усмехнулся Брок, опускаясь на камень со мной рядом. Локтем он коснулся моего плеча. — В море предательства ничуть не меньше, чем романтики. Оно безжалостно швыряет на скалы и топит корабли. Я видел море, которое как щепки ломало форт-мачты и раздирало надвое паруса. Я видел, как море обрушивало на палубу такие волны, что смывало не одного бедолагу, если руки слишком онемели и не оставалось сил держаться за обледенелый такелаж. Видели бы вы такое море — не были бы так сентиментальны.
— И все-таки оно кажется мне волшебным, — стояла я на своем. — Вы его знаете, но все же не испытываете к нему ненависти. — Я искоса посмотрела на дочерна загорелое лицо мужа. Брок был так близко, что я чувствовала его дыхание на своей щеке, и мое собственное дыхание участилось. Я с жаром продолжала: — Вам не скрыть своей любви к морю. Ваши глаза полны ею, когда вы глядите вдаль, она звучит в вашем голосе, когда вы о нем говорите. Может быть, вы несчастны потому, что пытаетесь это отрицать и обмануть самого себя.
Брок посмотрел на меня глазами, полными ярости.
— Это я-то пытаюсь себя обмануть? Да я люблю море больше жизни и не любил так ни одну женщину!
— Тогда ваша жена должна была его ненавидеть, — заметила я.
— Роза? — Голос Брока потеплел. — Она не умела ненавидеть. Но, кажется, была рада, что я вернулся навсегда. У нее была нежная душа — слишком нежная для этого грубого мира.
Он говорил о ней как о глубоко любимом, но давно утраченном человеке, и я поняла, что он уже не скорбит о ее смерти так, как внушала мне его мать.
Чувствуя, что он смягчился, я снова попробовала уговорить его выполнить тот план, который Брок отверг с самого начала.
— Если вы отправитесь в Салем и приведете домой 'Морскую яшму', то сможете переоснастить ее и снова уйти в Плавание.
В ответ он только невежливо хмыкнул.
— Но почему нет? — настаивала я. — Этот корабль не заслуживает своей позорной участи. Он — воплощение мечты вашего отца. Ничто не мешает снова пустить его по морям, если вам захочется.
Он бросил на меня хмурый взгляд исподлобья.
— Да вы помешались на этой мысли.
Я и сама не знала, почему она засела у меня в мозгу, просто мне казалось, что это единственно правильное решение.
— 'Яшма' убила моего отца и погубила вашего, — продолжал Брок. — Зачем кликать новую беду? Кто знает, не проснется ли опять в старой посудине страсть к коварным фокусам. Кто знает, какие злые силы мы разбудим, если приведем ее назад, в Гавань?
Эти слова из уст Брока Маклина переполнили чашу моего терпения. Я рассмеялась мужу в лицо:
— Ну, теперь я знаю, откуда у Лорел талант к странным фантазиям. Это что, и есть хваленое шотландское ясновидение?
Он глянул мне в глаза, и на лице его не отразилось и тени улыбки.
— И в небе и в земле сокрыто столько, что вам и не снилось. Может, не стоит навлекать грозу, не то с крыш начнут валиться трубы?[5]*
— Или мы сами — с трапов? — спросила я и сразу же ощутила вспыхнувший в нем гнев. Но и настороженность тоже — Брок словно весь подобрался. — Вы боитесь ходить под парусами? — поддразнила я его, не дождавшись ответа.
— Я
Впервые мой муж прозрачно намекнул на свое увечье. Я была потрясена, но осталась беспощадна:
— Зачем так унижать себя? Почему вы не верите в свои силы? Отчего не ответите на вызов судьбы и не докажете себе, что вы такой же, как были прежде? Почему вы так боитесь неудачи?!
В то же мгновение я подумала, что Брок в ярости способен меня ударить, и приготовилась
— Ну и язвочка вы, мисс Миранда! Теперь я понимаю, как вам удается обвести Лорел вокруг пальца. Всаживаете иглу в самое больное место противника, а потом даете понять, что колючка меньше колется, если ей не сопротивляться. Отработали метод и испытываете на мне. И все ради того, чтобы привести домой 'Морскую яшму'?
На самом деле я не знала, чего хочу, говорила и действовала по мимолетным, интуитивным соображениям. Меня как будто вела таинственная звезда. На разум я уже не полагалась.
— Носовая скульптура почти закончена, — сообщила я. — Мы сможем установить ее взамен старой, потрепанной.
Минутное веселье Брока разом испарилось. Произошла какая-то неуловимая и странная перемена.
— Эта скульптура никогда не отправится в море, — отчеканил он.
Я не могла с этим примириться.
— Но почему? Что в ней плохого? Сходите взгляните на нее, и вся ваша враждебность пропадет. Она не имеет отношения к моей матери, не связана с прошлым. Ян Прайотт придал ей мои черты лица.
— Нечего мне на нее смотреть, — отрезал Брок и резко встал на ноги, что наверняка причинило ему сильную боль.
Я испугалась, что он сейчас уйдет, так и не пообещав привести домой 'Морскую яшму'. Я встала и