будет дальше. И все-таки я умоляющим жестом протянула к нему руку.
— Помогите! Я не смогу вытащить ее одна! Вы должны помочь!
Но Ян, хотя и склонился к нам, не подал мне руки.
— Простите, Миранда. Помните, что я любил вас. Что я мог любить вас. Но собственную жизнь я люблю больше.
Люк захлопнулся. Не веря своим глазам, я громко звала на помощь, но ответом мне был только грохот накатываемой на крышку люка тяжести.
Я попробовала снизу надавить плечом, но сверху действительно лежало что-то вроде бочки, и крышка не поддалась. Над головой я снова услышала топот — точно как в тот раз. Значит, это был Ян, он тогда и впрямь спрятался где-то на корабле, а я по глупости не рассказала Броку о том, что слышала.
Миссис Маклин упала у подножия трапа, и я присела с ней рядом. Внизу дыма был меньше. На корме бушевало пламя, пожиравшее сухое дерево. Оно подбиралось все ближе и ближе к нам. Горечь наполнила мой рот, дым забивал горло и легкие. Смерть еще не пришла, но была уже близко, долгая и мучительная. Мы прижались друг к другу, давясь кашлем, борясь за каждый глоток воздуха, и тут до нас вдруг донесся звук из внешнего мира — мира солнца и свежего морского ветра! Ни один пес, кроме Люцифера, не мог так лаять. Я заставила себя крикнуть ему из последних сил:
— Хорошая собака! — кричала я. — Иди за помощью, Люцифер! Иди за помощью!
Я понимала, что голос мой звучит слишком слабо, что пес, даже если поймет, не успеет никого привести. Но внезапно сильный удар ногой сбил бочку с крышки люка. Крышку рывком откинули, и я увидела Брока. Он склонился над нами. Огонь и дым рванулись на свежую струю воздуха, но Брок мигом слетел вниз, подхватил лежавшую в обмороке мать и крикнул мне, чтобы я выбиралась следом. Я едва вскарабкалась наверх.
На палубе я долго, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом свежий холодный воздух, но наконец начала дышать нормально. Нам нельзя было оставаться на корабле. Корма превратилась в огромный столб огня и дыма, на нас сыпались горящие головешки и искры. Люцифер бешено скакал и прыгал вокруг нас, звеня цепью. Я поймала конец цепи, и пес вытащил меня на берег.
К нам потянулось множество рук. Они подхватили миссис Маклин и вынесли ее на берег. Брок отдал несколько отрывистых приказаний и остался со мной. Он схватил меня в объятия и, что-то приговаривая, прижал к себе так, что мне стало больно. Он гладил мои волосы, плечи, руки, стремясь убедиться, что я не пострадала.
— Со мной все в порядке, — сказала я. — Ох, Брок, Брок! — И прижалась к нему, понимая, что не только Брок вернулся домой — я сама вернулась домой.
Я попыталась сразу же рассказать ему, что случилось.
— Это был Ян — Ян, с самого начала! И он накатил бочку на люк, чтобы не дать нам выбраться. Он хотел нас убить, потому что твоя мать знала, что это он убил!
— Ш-ш-ш, — прошептал Брок. — Не волнуйся, девочка. Он умел подладиться, этот Ян. Но на этот раз дело не сошло ему с рук. Посмотри, любимая.
Я подняла голову и увидела в конце пирса фигурку в длинном черном плаще с откинутым капюшоном. Лицо цвета слоновой кости было повернуто к воде. Обе руки китаянки были выпростаны из-под плаща, и я увидела, что она держит в них кривой пиратский крис. Я в ужасе проследила за ее взглядом.
Несколько рабочих в небольшой шлюпке вытаскивали из прибрежных вод что-то темное. Я стиснула руку Брока. Он ответил на мой невысказанный вопрос:
— Лиен стояла у пирса, когда Ян попытался убежать, и заступила ему дорогу. У нее в руках был меч, и она, мне думается, убила бы его. Он выбрал воду. Я на бегу видел, как все произошло.
Вот злая ирония судьбы: Ян ведь так боялся воды, он и плавать-то не умел!
Но я не обрадовалась его гибели. Я хотела бы видеть Яна живым, и чтобы он был порядочным, надежным человеком. Жаль, что он не был таким, а только притворялся.
— Но как ты узнал? — спросила я Брока. — Как успел добраться до нас?
Он взял у меня из рук цепь Люцифера.
— Да вот, зверюга примчался в доки, я и понял, что кто-то его выпустил. Значит, что-то случилось. Побежал самым коротким путем к дому и увидел дым. Лиен стояла на пирсе и сказала мне, что вы там.
Мы подошли к скалистому уступу над верфями, и я остановилась. Я все поняла. Вероятно, Лорел заметила пожар с башни маяка и сделала единственное, что могла — отпустила Люцифера, зная, что тот обязательно найдет и приведет хозяина.
Но Лорел на маяке уже не было. Маленькая фигурка уже сломя голову мчалась к нам и вскоре девочка бросилась в мои объятия. Охнув, она прижалась ко мне, а потом с робким обожанием подняла глаза на отца.
На берегу люди хлопотали над миссис Маклин, потом помогли перенести ее в дом. Брок, Лорел и я вместе взобрались по уступу, и всю дорогу мой муж обнимал меня. Все, что я должна была ему рассказать, теперь не имело значения. Мне было все равно, дочь я Обадии или Натаниэля. Если переменилась я, то переменился и Брок. Он ожил, оставив в прошлом все свои разочарования и утраченные надежды. Нам еще многое предстояло, но теперь мы могли встретить судьбу вместе.
Только подойдя к дому, я вспомнила о письме своей матери. Оно сгорело вместе с кораблем. Я никогда не прочту написанное Карри Хит. Мое сердце сжалось от горя. Письмо было для меня частичкой моей матери. Я никогда не прочту его. Что ж, зато я нашла свою любовь и никогда больше не буду предаваться бесплодным мечтам,
Прошел почти год с тех пор, как сгорела 'Гордость Новой Англии'. Эти последние строки я дописываю на борту отважного корабля — 'Морской яшмы'. Вкус сажи исчез у меня с языка, запах дыма наконец-то больше не тревожит мои ноздри.
Я жена капитана клипера и сопровождаю его в этом рейсе, как многие жены сопровождали до меня своих мужей. Были и штормы, и лишения, но мы все преодолели. 'Морская яшма' вышла из возраста юности, потому что корабли стареют от работы, как и люди. Но она все еще красавица, и если и помнит кровь на своих чистых, отдраенных песком палубах, то виду не подает. Мне кажется, в команде нет человека, который считал бы ее порченой.
С какой любовью заделывали в доках бэскомовской верфи ее шрамы и раны! И с какой гордостью она несет желтый флаг! Только старую, потрепанную носовую фигуру мы не стали заменять или ремонтировать. Коричневая и огрубевшая, с трещинами в дереве, она по-прежнему гордо рассекает грудью ветер — странная фигура восточной девушки с европейским лицом. Быть может, лицо это уже не так красиво, но, мне кажется, так же отважно, как и раньше.
Наше путешествие, рейс в Китай, было долгим. И в нем мой муж сделал мне бесценный подарок. Он вернул мне моего отца. Он дал мне понять, что кровь и происхождение не всегда определяют судьбу. Натаниэль Хит — человек, выбравший меня в дочери, он и останется моим настоящим отцом. Капитан Обадия кажется мне кем-то вроде деда, далекого и со странностями. Тоже, разумеется, родственником, но не связанным со мной той любовью, которая навечно привязала меня к Натаниэлю.
И только когда я проявляю чрезмерное упрямство, я чувствую в своих жилах кровь Обадии.
Но теперь я живу настоящей жизнью. Например, я поняла, что муж не может прожить всю жизнь в роли романтического любовника — разве что недолго. Но поскольку любовь — это гораздо больше, чем я думала, то я не сетую.
Лиен тоже с нами. Со своей долей капитанского наследства она вернется на родину богатой женщиной. Может быть, даже найдет подходящего мужа. Мне есть за что благодарить китаянку. Если Брок вернул мне отца, то Лиен передала мне частичку моей матери. Когда преступления Яна открылись, а сам он погиб, она перестала ревновать его ко мне и однажды пришла в мою в каюту и пересказала то самое письмо. Она запомнила его дословно. Ну, не совсем, но почти дословно. Моя мать писала Обадии, что Сибилла призналась, как подстрекала его соблазнить Карри — только затем, чтобы ее разлюбил Эндрю Маклин. Именно эти строки Сибилла и не хотела дать прочесть сыну. Теперь это неважно, но я все равно не стану пересказывать их Броку.
Но письмо содержало нечто большее. Карри писала о своей любви к Натаниэлю Хиту, которая пришла, стоило погаснуть короткому безумию страсти. И она с огромной любовью писала о своей дочери, которая
