Я вовсе не была такой спокойной и уверенной, какой пыталась казаться. К тому же я взяла весь риск на себя, но отступать было некуда. Ключ легко повернулся в замке, и я открыла дверь. Адрия стояла рядом. Я почувствовала, она дрожит, и обняла ее за плечи.
— Здесь тебе нечего бояться, — заверила я ее, хотя у меня засосало под ложечкой.
В комнате все осталось неизменным с того времени, когда в ней жила Марго. Дверь в гостиную была заперта. Дверь на балкон закрыта на задвижку. Кресло на колесах стояло в комнаты, на его подушке спал Циннабар.
Адрия слегка вскрикнула и вцепилась в мою руку. Честно говоря, я готова была ретироваться вместе с ней. Но вместо этого спокойно произнесла:
— Удивляюсь, зачем Шен запускает сюда кота. Сгони-ка его, Адрия. Это кресло нам понадобится.
Мой деловитый тон ее успокоил, но Адрия не собиралась выполнять мое распоряжение.
— Нет… я не буду ее прогонять. Она имеет право быть здесь. Она имеет право знать, что ты собираешься делать.
На подобный аргумент мне нечего было возразить, но мне хотелось, чтобы кот ушел. Я еще ни разу не дотрагивалась до Циннабара, но теперь подошла к креслу и протянула к нему руку. Кот вскочил, зашипел и спрыгнул на пол. Но он не вышел из комнаты, хотя дверь в библиотеку осталась открытой. Он просто расположился на ковре и стал наблюдать за мной неподвижными желтыми глазами.
Я с минуту стояла, осматривая комнату, пытаясь овладеть собой. Комната была выдержана в необычной цветовой гамме, с серебристо-серыми стенами, темно-серым ковром на полу и с огненными цветовыми пятнами на занавесках, покрывале, наброшенном на кровать, и даже на картинах, висевших на стенах. Нигде не было картинок с лыжными сценами, ничто не напоминало о снеге и зиме, если не считать окна, до середины заваленного вполне реальным снегом, контрастировавшим с тропическими цветами и райскими птицами. Комната была восхитительной и драматичной, но имела нежилой вид. Она казалась таковой не только потому, что жившая здесь женщина умерла; в ней недоставало того, что делает комнату обжитой.
Она скорее напоминала цветную фотографию из журнала. В ней не было книг, и трудно было себе представить, чем могла заниматься в ней женщина, прикованная к креслу на колесах. Ей оставалось только сидеть здесь, не испытывая никакого интереса к жизни. За исключением, может быть, зловещих замыслов, зарождавшихся в ее голове. И мне казалось, что все они были направлены против одного человека — Джулиана Мак-Кейба. У меня возникло ощущение, что самый воздух этой комнаты когда-то пульсировал под воздействием энергии злой обиды, и ее следы до сих пор отравляли атмосферу. Я впервые представила себе, какие муки должен был испытывать Джулиан, находясь под прицелом этой злой воли. И я не знала, смогу ли сама с ней совладать.
С усилием я обуздала свое разгулявшееся воображение и напомнила себе, зачем я здесь.
Подойдя к двери на балкон, я отодвинула засов. Дверь открывалась вовнутрь. В комнату хлынул морозный воздух; хорошо еще, что мы надели куртки. Балкон был завален снегом, искрившимся на солнце, очертания ската едва различались под густой белой пеленой.
Я подкатила кресло к двери на балкон и позвала Адрию:
— Покажи мне, как действуют тормоза.
Адрия неохотно подошла и показала ручные тормозные устройства, установленные на обоих колесах. Когда она опустила тормозные рычаги, я попыталась передвинуть кресло и, убедившись в том, что оно не поедет, уселась в него со всем доступным мне спокойствием. Адрия наблюдала за мной, как зачарованная.
— Тебе придется вспомнить тот день до мельчайших подробностей, — предупредила я ее, стараясь говорить деловитым тоном. — Это необходимо, чтобы покончить с ночными кошмарами. Как можно узнать, что кресло поставлено на тормоза?
— Адрия посерьезнела, ее страх постепенно рассеивался.
— Но это же видно!
— Ты обратила внимание на положение тормозов в тот день?
Она некоторое время размышляла, затем ее лицо прояснилось.
— В тот день я сама поставила кресло на тормоза. Я помню, как это сделала. Один из рычагов был слишком тугим, и мне пришлось попотеть.
— Почему твоя мама не сделала это сама?
— Она привыкла, чтобы я ухаживала за ней, — объяснила она и с недетской мудростью добавила: — Папа очень переживал оттого, что она становилась со временем все более беспомощной, и Марго это знала.
— Но когда нашли кресло, тормоза на нем были отпущены. Ты не могла ошибиться?
Она ответила с упрямой сосредоточенностью.
— Уверена. Мы даже поговорили о том, что тормоз слишком тугой, и она попробовала передвинуть кресло, чтобы убедиться, что я с ним справилась. Кресло было на тормозах.
— Хорошо. Сейчас я сижу в том же самом кресле, и мы знаем, что оно на обоих тормозах. Давай, толкни меня. Толкни кресло изо всей силы, Адрия.
Она попятилась.
— Нет… нет, не моту!
— Разумеется, можешь. Ничего не случится, потому что кресло на тормозах. Толкни, и ты сама в этом убедишься.
Адрия взялась обеими руками за спинку кресла, ее лицо передернулось.
— Нет… ты скатишься вниз и погибнешь, как Марго.
— Адрия, дорогая, этого не произойдет, — заверила ее я. Ты видишь, что скат завален снегом. По нему невозможно съехать быстро. Посмотри.
Я отпустила тормоза и сама подкатила кресло к краю ската. Колеса прочно застряли в снегу.
— Ты видишь? Если даже тебе удастся толкнуть кресло сильнее, я в худшем случае перевернусь и упаду в снег; никакого вреда мне это не, причинит. Итак, я снова опускаю рычаги. Тебе видно, как я это делаю? Толкай кресло, Адрия! Толкай его изо всей силы!
На этот раз она мне повиновалась и толкнула кресло. Оно сдвинулось на один-два дюйма по ковру и даже не преодолело порожек. Адрия обошла кресло и встала так, что возможность смотреть мне в лицо; я увидела, как в ее глазах загорается огонек надежды.
— Значит, если я даже и толкнула кресло, это не могло причинить Марго вреда?
— Конечно!
— А что, если я отпустила тормоза и толкнула кресло уже после этого? Что, если так все и было?
— Как ты могла запомнить, что ставила их, и начисто забыть о том, как ты их отпустила?
Тут со стороны двери в библиотеку раздался истеричный вопль. Шен, еще не снявшая верхнюю одежду, ворвалась в комнату. Она оттащила Адрию от кресла, но вся ее ярость была направлена на меня.
— Мы пригрели на груди змею, настоящую змею! — Она отпустила Адрию и проскочила мимо меня на балкон, увязнув там, в снегу. — Джулиан! Джулиан! — позвала она.
Я слышала рокот мотора снегоочистителя, на котором работал Джулиан, но вопли Шен едва ли могли достигнуть его слуха, поэтому она, спотыкаясь, сбежала по скату и пересекла двор, не переставая кричать и лихорадочно размахивать руками, чтобы привлечь внимание Джулиана. Должно быть, он ее заметил; мотор смолк, и через несколько мгновений Джулиан взобрался вверх по скату и вошел в комнату.
Я еще сидела в кресле Марго, Адрия стояла со мной, но теперь по ее лицу текли слезы, она дрожала. Джулиан сильно побледнел.
— Что вы делаете? — обратился он ко мне. — Разве я не распорядился, чтобы Адрию не впускали в эту комнату?
Шен поднялась по скату вслед за ним, они нанесли в комнату снега, который начал таять на сером ковре. Мне нелегко было перекричать разгневанного Джулиана и его взбешенную сестру.
— Успокойтесь! — воскликнула я. — Замолчите хотя бы на секунду — вы оба.
Видимо, они не ожидали от меня подобной наглости; Джулиан замолчал, а Шен, издав последний вопль, свалилась в кресло. Циннабар сразу примостился у нее на коленях, прижав уши и помахивая хвостом.
