решить, он сознавал лишь то, что решение уже найдено. Он взял Тедди под руку и, к общему удивлению – он и сам был удивлен, – предложил ему оставить на минутку дам, чтобы переговорить наедине.
Кроткий и доверчивый, как ребенок, Фрейм слегка склонил голову и последовал за высоким Ходдингом, сжимая в руке недопитый бокал.
– Я сразу к делу, – бодро заявил Ходдинг, едва они вышли из бара. – Очень бы хотел взять вас гонщиком к себе.
Он стал спешно придумывать, как объяснить свое предложение, и мгновенно покраснел. А Тедди Фрейм рассматривал свой бокал, как бы ожидая, когда краска сойдет с лица Ходдинга.
– Не знал я, что вам люди нужны, – сказал он, улыбаясь, как мальчуган, – а то бы сам попросил работы.
– Вот и хорошо, – энергично поддержал его Ходдинг. – Вы ведь знаете что-то о моей машине.
– Так. Всякое болтают, – сказал Тедди, пожав плечами. – Да вы об этом не думайте. Меня больше деньги занимают. А денежки-то у вас водятся, насколько я понимаю. Машину делают деньги. Чем больше денег, тем лучше машина. Очень даже просто.
Желая отступить на второй план, Ходдинг сказал:
– К тому же, мой главный инженер – прекрасный человек. Я просто уверен, что вы быстро сработаетесь.
– Ормонт? – задумчиво сказал Тедди. – Слышал, слышал. Ведь это он собрал тот «Лотос», что два сезона назад взял первое место в Буэнос-Айресе, да?
Ходдинг согласно кивнул головой. Тут Тедди поставил бокал на столик и соединил руки в замок.
– Послушайте, вы ведь говорите о Тарга Флорио, да?
– Да. Первый вариант мы бы хотели испытать в Тарга Флорио, а второй позже…
Тедди Фрейм перебил его:
– Мало времени остается. Рассчитываете победить? И, не дожидаясь ответа, продолжил:
– Не долго и в кювет угодить. Прикатят спасатели на красной машине, и тогда прячь часы и кошелек подальше.
– Лучшая моя гарантия, – сказал Ходдинг, – это то, что я сам собирался вести машину. И вдруг я сообразил, что вы сделаете это намного лучше.
Тедди Фрейм потупился и, не подымая головы, тихо спросил:
– Сколько?
– Само собой, очень приличные деньги…
– Иначе и быть не может. Продолжайте.
– Ну, скажем, семьдесят пять, с правом замены на второй год…
– Вернемся к красоткам? – сказал Тедди. В его синих глазах не было улыбки. Ходдинг невольно удержал его за рукав и сказал:
– Я мог бы поднять до восьмидесяти пяти, но никак не больше, смета не позволяет.
– Сто, – сказал Тедди, – плюс расходы. Плюс два процента, если мы победим в Тарга, и еще два с половиной, если и в Ле Ман будем первыми. Если уж я соберусь уйти от Ферретти, то только ради чего-то действительно стоящего.
Ходдинг открыл рот, но не нашел, что сказать. Тогда он закрыл рот и кивнул. Тедди улыбнулся.
– Вот еще что. Подружка ваша, она только ваша или как?
– Мы помолвлены, – сухо пояснил Ходдинг, а голос у него стал скрипучим, как у старика.
– Не обижайтесь, старина, – мягко сказал Тедди, открывая дверь и жестом приглашая Ходдинга пройти вперед. – И не беспокойтесь. Мне что одна, что другая – все едино.
Когда они вернулись к дамам, Тедди ухитрился погладить Сибил по бедру.
В два часа утра Пол проснулся – что-то тяжелое завалилось к нему на постель. Это была Сибил. Она пробралась к нему раньше и целый час наблюдала, как он спит.
Пол зевнул и зажег свет. Увидев ее, он понял, что она пьяна. Улыбаясь и терпеливо вздыхая, он положил ее поперек постели и попытался раздеть. А она приподнялась и возмущенно отодвинулась от него. Потерпев неудачу, он закурил, а раздражение вылилось в саркастический вопрос:
– Ну, как сафари? Есть новые трофеи?
– Один, но большой, – холодно ответила Сибил. – А именно Гран-при. – Она повернулась и посмотрела на Пола. – Про свадьбу знаешь?
– Слышал вроде. Это точно?
– Точно.
– Хорошо, – сказал Пол. – Поздравляю. А теперь раздевайся и ложись.
Сибил встала как механизм, который вот-вот выйдет из строя, стряхнула с ног туфли и завела руки за спину, чтобы расстегнуть платье. Потом пошла к столику, на котором оставила бутылку виски из запасов Пола и снова налила себе.
Пол смотрел на нее с нарастающим раздражением. Прошлые недели были такие спокойные. А ведь он скучал по ней – девушке из Индокитая было до нее далеко – действительно скучал. Но его ничто не угнетало. Работа пошла лучше. Это было спокойное время, без всяких излишеств, он вел здоровый образ жизни.
– Если тебе надо учиться, прежде чем лечь ко мне в постель, – сказал он, – пожалуйста, не напрягайся. Сделай мне такое одолжение.
Она неожиданно разрыдалась. Закрыв лицо руками, она рыдала режущим, противным голосом, и в этом было нечто в высшей степени несообразное. На мгновение ему показалось, что звуки эти исходят не от нее, а откуда-то со стороны. Никогда раньше он не видел, чтобы она плакала, не слышал ее рыданий.
– Ну, что ты, в самом деле? – спросил он.
Не отнимая рук от лица и все еще всхлипывая, она неуверенно пошла к кровати, села спиной к нему.
– Анна, – нежно сказал он, – Аннушка.
Так он назвал ее один только раз. Это было, когда она рассказала ему о себе, где-то через месяц после того, как они стали жить вместе.
Она повернулась к нему, глаза у нее блестели. И вот она перегнулась над ним и ткнулась заплаканным лицом ему в живот.
– Обними меня. Прошу тебя, Пол, пожалуйста.
И он обнял ее. Наконец она успокоилась и долго молчала. А потом заговорила спокойно и задумчиво.
– Я думала, что знаю, что меня ждет. Понимаешь?
Понимая, что вопрос этот чисто риторический, он промолчал. А она продолжала:
– Я знала, что буду несколько раздражительной и что все это не даст мне большой радости. Но я знала и то, что выйду потом из положения. Какого черта… – Она остановилась и закончила: – Я не знала, что мне будет страшно. Мне страшно, Пол.
Он почувствовал, что раздражен еще больше. И не без причины.
– Выйти замуж за десять тысяч долларов, разве это страшно? Может, тебе жалко, что их не пятнадцать? Не отступай. Не вечно же он будет жить.
– Да я не о деньгах его говорю, – терпеливо пояснила она.
– А о чем же тогда, черт побери? О любви? Вдруг поняла, что жить без него не можешь?
Она отстранилась от него и села прямо.
От его горячности она успокоилась, взяла себя в руки. Бесстрастно, как врач, читающий анализ крови, она спросила:
– Тебе уже говорили, что у тебя отвратительный, несносный характер? Что ты эгоист, бесчувственный сукин сын?
– Иди ты к черту, – устало сказал он, снова лег и закрыл глаза.
Она долго сидела не шевелясь. Она не обиделась, нет. Ей даже стало легче – теперь они были квиты.
– Пол, – сказала она наконец, – по-моему, он просто подставное лицо. Ты знаешь об этом?
Он медленно открыл глаза.
