Еще раз заплатите деньги. Со временем вы вылечитесь.
— Прихожане узнали о вас?
— Только когда я вылечился. Тогда отец и другие священники вписали этот успех в историю Церкви. Считалось, что я выздоровел благодаря Церкви, а не трехмесячному пребыванию в клинике.
— А Хло?
— То же самое. Хло стала рекламой. Поларис взял ее за руки, привел к Господу, и она преобразилась.
— И если бы выяснилось, что она не излечилась, все бы возмутились?
— Именно.
— И он утаил это от Церкви?
— Да.
— Опять я чего-то не понимаю. Почему он забрал ее домой? Чтобы не узнали в Церкви?
Юпитер покачал головой:
— Не знаю, почему. Никогда не думал, что отец позволит Хло вернуться. Он выгонял ее с ненавистью. Но спустя несколько дней она вернулась. И взялась за старое.
— Что вы хотите сказать? Принимала наркотики?
— Еще больше, чем раньше.
— А вы, Юпитер? Тоже стали принимать наркотики? — спросила я.
Он снова принялся жевать губу. Затем почти незаметно кивнул.
— Кокаин?
— Да, — прошептал он.
— И как долго?
Он дернул плечом.
— Как долго? — настаивала я.
— Я никогда и не прекращал, — признался он. — Мы оба не прекращали.
Я уставилась на него:
— Вообще?
— Да.
— Вы стали принимать наркотики, как только выписались?
— Практически. Я не делал этого, пока ждал Хло, пока не забрал ее из центра.
— Пока вы ее не забрали?
Он вздохнул.
Я откинулась на спинку стула и подняла руки.
— Минутку. Вы хотите сказать, что Хло стала принимать наркотики в тот же день, как вышла из клиники?
Юпитер опять пожал плечами:
— Здесь нет ничего удивительного, понимаете?
Оказывается, Хло попросила приготовить ей дозу кокаина, когда он приехал забирать ее в Оджай. Они разделили ее на приборной доске, вдохнули наркотик и в Сан-Марино ехали под кайфом. Их отношения, которые, видимо, не шли дальше кокаина и секса, ненадолго прекратились, пока он жил в Мексике и приходил в себя после того, как Хло сменила его на отца. Когда он вернулся, все возобновилось. Однако на этот раз иначе. Юпитер удовлетворял ее потребность в наркотиках, потому что будучи женой и партнером Полариса в делах церкви, Хло не могла самостоятельно доставать наркотики. Взамен она удовлетворяла потребность Юпитера — в ней. Секс за наркотики. Так продолжалось почти четыре года. Затем Хло умерла, а Юпитер стал складывать грязное белье в окружной тюрьме Лос-Анджелеса.
Я взглянула на Эла. Его губы скривились в презрительной усмешке. Юпитер подтвердил все его наихудшие предположения о наркоманах. Я знала, что он с самого начала считает Юпитера лжецом и слабаком. А мне было жаль Юпитера, пока еще жаль. Я не считала его слабым, просто болезнь оказалась сильнее. Тем не менее, я забыла, что доверять наркоману опрометчиво. Теперь буду помнить.
Глава 9
— Какова вероятность, что прокурор узнает кровавые подробности отношений нашего клиента и его мачехи? — спросил Эл.
Я протянула ему салфетку, и он вытер жир с подбородка. Откусил огромный кусок французского сэндвича и что-то пробормотал.
— Ничего не поняла, — выдавила я, изо всех сил стараясь, чтобы не было заметно, как меня тошнит. Я отщипнула от своей подмокшей булки. Ужасно, если из-за этой беременности мне перестанет нравиться есть «У Филиппа». После встречи с Юпитером мы остановились в центре, пообедать в кафе. Мы с Элом считаем, что единственный способ выветрить мерзкий тюремный запах из волос и одежды, — это окунуться в еще более резкий аромат. Как, например, запах ростбифа с острым соусом.
— Я говорю, ты салат с макаронами будешь?
Я двинула тарелку через узкий исцарапанный деревянный стол. Эл отправил в рот вилку салата, затем туда же последовало свекольно-красное маринованное яйцо. Некоторое время я смотрела, как он жует, потом вскочила и помчалась по опилкам, лавируя между госслужащими в мешковатых костюмах, строителями в грязных комбинезонах и увернувшись от случайного политика, одетого с иголочки. Я обогнула модель поезда и предстала перед дверью женского туалета очень вовремя. Мне очень повезло, что не было очереди. В этом заведении очереди редки. Соотношение посетителей-мужчин и женщин здесь четыре к одному. В этот раз я оказалась единственной особой женского пола, кроме официанток в накрахмаленных платьях и маленьких белых чепчиках.
Освободившись от того куска французского сэндвича, который мне удалось проглотить, я захотела печеного яблока и стала в очередь. Когда я положила деньги на металлическое блюдце, протянутое официанткой (женщина, которая готовит сэндвичи «У Филиппа», никогда не трогает этими же руками грязные банкноты), то почувствовала ее изучающий взгляд.
— Какой у вас срок? — спросила она.
Официантка выглядела так, как выглядят все женщины за прилавком — беглянка из пятидесятых. Голубоватые волосы связаны в пучок и убраны под белый кружевной чепец. Губы накрашены чуть дальше контура, на веках тени цвета морской волны. Такой макияж я в последнее время замечаю у тинэйджеров в магазинах на Мелроуз-авеню. Сомневаюсь, что официантка следует ироничному стилю ретро-шик, как эти подростки.
— Семь недель, — ответила я. — Как вы догадались, что я беременна?
— Я видела, как вы торопились в туалет. Еще несколько недель, и все пройдет.
— Будем надеяться, — я взяла яблоко и вернулась к Элу.
— Что с тобой? — спросил он.
— Я беременна.
Он застыл, не донеся кусок сэндвича до рта:
— Правда?
— Да.
Эл впихнул сэндвич в рот, прожевал два раза и проглотил:
— Поздравляю.
Мы помолчали некоторое время, я откусила яблоко, которое по вкусу было больше похоже на сахар с расплавленным маслом. Отдала остатки Элу, и он быстро его прикончил.
— И какие у тебя планы?
— То есть?
— Как долго ты собираешься работать?
— Столько, сколько смогу.
Он несколько обеспокоено кивнул.
