удалось, схватил хлыст со стола в холле, порываясь ударить Монро по лицу. Монро, который был моложе и более ловок, перехватил удар, закрутил Джулиану руку за спину и отвел на кухню. То, что он сказал, не слышал никто за пределами дома, но все репортеры с уверенностью написали:
«Мистер Джулиан Бартлетт, проживающий в Шенстед-Хаусе, был арестован за нападение на полицейского в 11.43».
Элеонора пребывала в состоянии полного оцепенения, пока на Джулиана надевали наручники и зачитывали права перед тем, как перевести в другую комнату и продолжить обыск дома. Казалось, Элеонора не понимала, что в центре внимания полиции — ее муж, а не она сама, и продолжала бить себя в грудь, словно пытаясь признаться в своей вине. Лишь когда Монро разложил перед ней несколько фотографий и спросил, не узнает ли она кого-то, изображенного на них, Элеонора заговорила:
— Вот он. — Она показала на Лиса.
— Вы не могли бы назвать его имя, миссис Бартлетт?
— Лео Локайер-Фокс.
— А откуда он вам известен?
— Я говорила вам вчера вечером.
— Пожалуйста, повторите.
Она облизала губы.
— Он написал мне. Я встретилась с ним и с его сестрой в Лондоне. Мне кажется, у него была немного другая прическа — волосы были покороче, — но я очень хорошо помню лицо.
— А вы узнаете кого-нибудь на других фотографиях? Пожалуйста, не торопитесь. Рассмотрите их как можно внимательнее.
Элеонора восприняла слова сержанта как приказ, дрожащими пальцами взяла поочередно несколько фотографий и рассматривала их в течение нескольких секунд.
— Нет, — сказала она наконец.
Монро вытащил одну из фотографий и подвинул ее к Элеоноре.
— Вот Лео Локайер-Фокс, миссис Бартлетт. Вы вполне уверены, что это не тот человек, с которым вы встречались?
Элеонора, и без того бледная, побледнела еще больше и кивнула.
Монро разложил на столе еще несколько фотографий.
— Вы узнаете кого-нибудь из изображенных здесь женщин?
Элеонора наклонилась вперед, всматриваясь в лица.
— Нет, — затрясла она головой.
— Вы абсолютно уверены?
Она кивнула.
И снова сержант отложил одну из фотографий.
— Вот перед вами Элизабет Локайер-Фокс, миссис Бартлетт. Вы уверены, что это не та женщина, с которой вы разговаривали?
— Уверена. — Она смотрела на него глазами, полными слез. — Я не понимаю, сержант. Женщина, с которой я разговаривала, была так убедительна. Она была настолько раздавлена судьбой, обстоятельствами, что притворство было практически исключено. Она дрожала все время, пока разговаривала со мной. Я поверила ей.
Монро отодвинул стул с противоположной стороны стола. «Она достаточно напугана, и пока нет смысла пугать ее еще больше, — подумал сержант, — теперь главное — добиться сотрудничества».
— Вероятно, она дрожала потому, что боялась человека, называвшего себя Лео, — сказал он, садясь. — Кроме того, возможно, она говорила вам правду, миссис Бартлетт… но это была ее собственная история, а не история Элизабет Локайер-Фокс. К сожалению, по нашим сведениям, женщина, с которой вы скорее всего беседовали, уже мертва, хотя есть определенная вероятность того, что мы отыщем ее паспорт. Через день или два я попрошу вас взглянуть еще на несколько фотографий. Если вы узнаете какие-то из них, возможно, мы сможем идентифицировать ее и отыскать какие-нибудь подробности относительно ее биографии.
— Но я не понимаю, почему она согласилась выдать себя за другого человека. — Она продолжала всматриваться в фотографию Лиса. — Кто этот мужчина? Почему он так поступил?
Монро смотрел на нее, подперев подбородок руками.
— Вот вы мне и расскажете, миссис Бартлетт. Вряд ли двое незнакомцев могли быть уверены, что вас заинтересует сфабрикованная история о полковнике Локайер-Фоксе. Откуда им могло быть известно, что вы поверите их россказням? Откуда они могли знать, что у вас есть близкая подруга, миссис Уэлдон, которая с готовностью поддержит организованную вами телефонную кампанию? Откуда они получили информацию о том, что вы обе думаете, что полковник убил жену? — Он сочувственно пожал плечами. — Скорее всего кто-то очень близкий вам и очень хорошо вас знающий подкинул им ваше имя.
— Кто-то, кто ненавидит Джеймса? — предположила она. — В противном случае какой смысл?
— Вы были просто приманкой. Ваши телефонные звонки должны были внушить полковнику, что нет никого, кому он может доверять… даже собственному сыну и дочери. — Ваша роль… — он едва заметно улыбнулся, — которую вы сыграли блестяще, заключалась в том, чтобы довести беззащитного старика до полного психологического истощения и окончательно его запутать. Пока он концентрировал все внимание на вас — а также на своих детях, — его потихоньку обворовывали. — Он вопросительно взглянул на нее. — Кто знал вас настолько хорошо, чтобы подставить подобным образом? Кому было известно, что вы не любите Локайер-Фоксов? Кому могла прийтись по душе одна мысль о том, что вы всю грязную работу сделаете за него?
Позднее в беседе с инспектором Монро сказал, что если говорят, что в аду не найдется ужаса страшнее, чем женщина, претерпевшая унижение, то Шенстед-Хаус превратился в настоящий ад, когда претерпевшая унижение женщина поняла, что ее так ловко подставили. Начав, Элеонора уже не могла остановиться. В денежных вопросах у нее была превосходная память. Она прекрасно помнила, какими деньгами они располагали во время переезда, примерный размер капитала Джулиана, величину компенсации, выплаченной ему в связи с уходом в отставку, и размер минимальной пенсии, которую он должен был получать до достижения шестидесяти пяти лет. Элеонора ухватилась за возможность составить список собственных расходов со времени переезда в Дорсет, включая стоимость всего, что они делали в доме. Список известных ей расходов Джулиана растянулся на два листа. В него Элеонора внесла и подарки, о которых упоминалось в прочитанных ею электронных письмах.
Элеонора смогла мгновенно понять, что расходы намного превышают доходы даже в том случае, если бы Джулиан продал все ценные бумаги, которыми располагал. Это означало только одно — у него имелся какой-то дополнительный источник денежных средств. Вариант продажи ценных бумаг она с ходу отвергла, провела Монро в кабинет Джулиана и продемонстрировала ему папку фондового брокера в одном из шкафов мужа. Затем помогла полицейским просмотреть все другие папки мужа и отобрать все то, что она не смогла узнать. Элеонора постепенно обретала уверенность в себе по мере того, как вина ее мужа становилась все более очевидной: банковские вклады, о которых он никогда не упоминал; расписки о продаже вещей, которые им никогда не принадлежали; даже переписка с его предыдущей любовницей. Монро заметил, что по мере обыска Элеонора все больше начинала воспринимать себя как невинную жертву.
Он особенно просил поискать папку с письмами от полковника Локайер-Фокса капитану Нэнси Смит, и, когда они наконец обнаружили ее на самом дне корзины для мусора, той самой, которую Джулиан должен был вынести еще сегодня утром, Элеонора протянула ее им с видом победительницы. Ее торжество достигло кульминации, когда один из полицейских на дне большой коробки из-под кофе отыскал устройство для изменения голоса.
— Я ведь говорила вам, что ни в чем не виновата! — воскликнула она резким, скрипучим голосом.
Монро, давно предполагавший наличие второго устройства для изменения голоса, открыл полиэтиленовый мешок, чтобы положить его.
— Наверное, поэтому он так стремился убраться подальше отсюда, — заметил другой полицейский. —
