Это место казалось декорацией к «Скорой помощи» — повсюду белая плитка, и шкафы из нержавеющей стали, со стеклянными дверцами, наполненные различными медицинскими препаратами и пузырьками. В углу стояла вихревая ванна, массажный стол и дефибриллятор, но ничто из этого Бутча особо не интересовало. Его внимание, главным образом, было сосредоточено в центре комнаты, где и должно было происходить шоу: словно сцена в ожидании Шекспира, там стояла каталка, над которой висело что-то вроде высокотехнологичной люстры. А под ней… водосток в полу.
Он попытался представить себя там, на каталке, под светом огромной лампы. И почувствовал, что начинает тонуть.
Когда Роф закрыл дверь, Марисса сказала ровным голосом:
— Нам стоило делать это в клинике Хэйверса.
Ви покачал головой.
— Без обид, но я бы не отпустил Бутча к твоему брату даже из-за легкого пореза. Плюс, чем меньше людей вообще об этом знают, тем лучше. — Он подошел к каталке и проверил, установлен ли тормоз. — Кроме того, я чертовски хорош в медицине. Бутч, избавляйся от одежды и давай уже приступим.
Бутч снял боксеры, кожа покрылась мурашками.
— Мы можем сделать что-то с температурой в этом мясном морозильнике?
— Ага. — Ви подошел к стене. — Нам нужно, чтобы вначале тут было тепло. Потом я включу кондиционер на полную катушку, а ты за это преисполнишься ко мне любви.
Бутч подошел к каталке и закинул на нее свое тело. Когда шипящий поток теплого воздуха наполнил комнату, он вытянул руку по направлению к Мариссе. На мгновение, прикрыв глаза, она подошла к нему, и он обрел убежище в теплоте ее тела, сжимая ее ладонь. Ее слезы были тихими и беззвучными, он попытался заговорить, но она лишь покачала головой.
— Вы бы хотели пожениться сегодня?
Все, кто находился в комнате, резко повернулись.
Из ниоткуда, в углу, появилась миниатюрная фигура в черной накидке. Дева-Летописица.
Голова Бутча дернулась. До этого он видел ее лишь однажды, во время брачной церемонии Рофа и Бэт, и теперь она была точно такой же, как тогда: явление, вызывавшее уважение и страх, воплощение мощи, природная сила.
Потом он понял, о чем она спросила.
— Я — да… Марисса?
Руки Мариссы опустились вниз, словно она собиралась приподнять подол платья, которого на ней не было. Неловко уронив их, она все же слала глубокий грациозный реверанс. Не меняя позы, она проговорила:
— Если это возможно, мы были бы облагодетельствованы сверх меры, соединившись словом вашего Святейшества.
Дева-Летописица ступила вперед, ее низкий смех наполнил комнату. Опустив светящуюся руку на склоненную голову Мариссы, она сказала:
— Какое воспитание, дитя. Твой род всегда отличался идеальными манерами. Теперь встань в полный рост и подними на меня свои глаза. — Марисса выпрямилась и взглянула наверх. Бутч мог поклясться, что в этот момент Дева-Летописица слегка вздохнула. — Прекрасна. Просто прекрасна. Ты так изящно сложена.
Потом Дева-Летописица посмотрела на Бутча. Хотя ее лицо и закрывала плотная черная вуаль, под ее взглядом его кожу снова начало тревожно покалывать. Словно он находился в месте, куда вот-вот должна была ударить молния.
— Каково имя твоего отца, человек?
— Эдди. Эдвард. О`Нил. Но если вы не возражаете, я бы предпочел не вмешивать его сюда, ладно?
Все в комнате напряглись, а Ви пробормотал:
— Полегче с запросами, коп. Серьезно, полегче.
— Почему так, человек? — спросила Дева-Летописица. Слово «человек» произносилось так, словно это было «кусок дерьма».
Бутч пожал плечами.
— Он мне никто.
— Люди всегда так пренебрежительны к своим родственникам?
— Мы с моим отцом просто не имеем друг к другу никакого отношения, вот и все.
— Именно поэтому кровные узы так мало значат для тебя, да?
«Нет, — подумал Бутч, бросив взгляд на Рофа. — Кровные узы — это все».
Бутч снова посмотрел на Деву-Летописицу.
— Вы можете себе представить, каким облегчением…
Когда Марисса резко вздохнула, вмешался Вишес, зажав рот Бутча рукой, затянутой в перчатку, дернув его за голову назад и зашипев в ухо:
— Ты хочешь, чтобы из тебя сейчас сделали яичницу, дружок? Никаких вопросов…
— Отпусти его, Воин, — отрезала Дева-Летописица, — Этот я хочу услышать.
Рука Ви исчезла.
— Следи за собой.
— Простите за вопросы, — обратился Бутч к черной накидке. — Просто я… Я рад, что я знаю, что течет в моих венах. И, честно говоря, даже если я умру сегодня, я все равно буду благодарен за то, что наконец понял, кто я. — Он взял Мариссу за руку. — И кого я люблю. Если именно сюда привела меня жизнь после всех этих лет, что я был потерян, я готов сказать, что все это было не зря.
Повисла долгая пауза. Потом Дева-Летописица сказала:
— Ты сожалеешь о том, что оставляешь в прошлом свою человеческую семью?
— Неа. Это — моя семья. Здесь со мной и остальные в здании. Зачем мне еще кто-то? — Ругательство, повисшее в воздухе, подсказало ему, что он задал очередной вопрос. — Да… эх, извините…
Нежный, женский смех донесся из-под накидки.
— Ты достаточно бесстрашен, человек.
— Вы можете назвать это и глупостью. — Когда рот Рофа распахнулся, Бутч потер лицо. — Вы знаете, я тут вообще-то стараюсь. Серьезно так стараюсь. Ну, понимаете, чтобы быть уважительным.
— Твою руку, человек.
Он протянул ей левую — ту, что была свободна.
— Ладонью наверх, — рявкнул Роф.
Он развернул кисть.
— Скажи мне, человек, — произнесла Дева-Летописица, — если бы я попросила тебя протянуть ту, которой ты держишь свою женщину, ты бы согласился?
— Да. Я бы просто дотронулся до нее другой. — Когда снова послышался тихий смех, он сказал: — Вы знаете, это ваше хихиканье похоже на пение птиц. Так мило.
Стоявший слева Вишес уронил голову на руки.
Повисла тишина.
Бутч глубоко вздохнул.
— Думаю, мне не разрешено говорить такое.
Дева-Летописица медленно откинула капюшон со своего лица.
Боже… Правый… Увидев открывшееся ему, Бутч с силой сжал руку Мариссы.
— Вы ангел, — прошептал он.
Идеальные губы поднялись в улыбке.
— Нет. Я это я.
— Вы красивая.
— Я знаю. — Ее голос снова стал властным. — Твою правую ладонь, Бутч О’Нил, происходящий от Рофа, сына Рофа.
Бутч отпустил Мариссу, снова схватившись за нее левой рукой, и потянулся вперед. Когда Дева-
