встречая новые ощущения стонами и судорожными вздохами. Его ладони скользнули ей под попку, раскрывая ее шире, приподнимая так, что она оказалась целиком в его власти.
В эти мгновения ей показалось, словно само ее дыхание, ее жизнь полностью зависят от его действий. Его язык забирался глубже и глубже: казалось, ему доставляет наслаждение то, какой влажной она стала. Он ловил каждый ее стон и содрогание, смаковал ее, словно какой-то редкостный десерт.
Она не знала, сколько еще выдержит, насколько далеко он заставит ее зайти прежде, чем она совершенно обезумеет. Ее ногти скользили по гладкой поверхности стола, ища упора и не находя его. Неутоленная страсть рвалась из нее криком.
— Пожалуйста! — простонала она. — Ну пожалуйста!
Он на секунду приостановился, еще сильнее увеличив ее муку, особенно когда он просунул в нее палец и начал им двигать.
— Пожалуйста — что? — спросил он низким дразнящим голосом.
— Ты сам знаешь.
— Что я знаю? — поддразнил он ее, вводя палец еще глубже.
— Не вредничай! — попросила она с новым стоном.
Он засмеялся:
— Но это же так весело! — Но тут же его смех снова стих, и в ней оказались уже два его пальца, заставив ее тело ритмично сокращаться вокруг них. — Умоляй меня, Клер. Я хочу слышать, как ты зовешь меня по имени, когда я ввергаю тебя в безумство наслаждения. Назови его, когда я заставлю тебя кончить.
Она ахнула, но не смогла сдержаться.
— Пожалуйста, Эдвард! Пожалуйста!
Улыбнувшись, он снова принялся ее ласкать: убрав пальцы, он опять поцеловал ее, еще сильнее. Он все усиливал и усиливал ее томление, и она снова и снова повторяла его имя действительно обезумев от остроты ощущений. Содрогаясь всем телом, она уже лишилась способности связно говорить, и тогда он провел по ее нежной плоти кончиками зубов, наконец отправив в пучину экстаза.
Наслаждение затопило ее тело, которое дрожало и горело и, казалось, стало совершенно невесомым. Протяжный крик вырвался у нее из горла:
— Эдвард!
А потом она окончательно лишилась дара речи, совершенно обмякшая, обессиленная и пресыщенная.
Встав с колен, он провел ладонями по ее телу: его ласки были смелыми и властными, словно он заявлял свои права на нее. Склонившись над ней, он приник к ее губам в долгом жадном поцелуе, заставив ее снова застонать.
В эту секунду в дверь постучали:
— Ваша светлость, вы здесь?
Они с Эдвардом напряженно застыли. Он устремил взгляд на дверь, ручка которой уже начала поворачиваться.
— Нет! — громко произнес он напряженным, резким тоном. — То есть не входите!
Он сделал пару шагов, чтобы своим телом как можно лучше закрыть Клер от постороннего взгляда.
Дверь приоткрылась на крошечную щелку так, что заглянуть в комнату было бы невозможно.
— Я прошу прошения за то, что помешал, но у меня есть дополнительная корреспонденция, которую необходимо подписать. Я могу зайти позже.
На этот раз Клер узнала этот голос: он принадлежал мистеру Хьюзу, секретарю Эдварда.
Ее страсть моментально угасла. Внезапно ощутив страшный холод и остро осознав свою наготу, она села и поспешно стала приводить свой костюм в порядок.
Эдвард прошел чуть ближе к двери.
— Да, зайдите позже. Я сейчас… занят.
— Да, конечно, ваша светлость. Извините, что я вас потревожил.
Хьюз закрыл дверь, и стало слышно, как его шаги удаляются по коридору в направлении его кабинета. Пройдя к двери, Эдвард взялся за ключ и повернул его в замке.
Клер успела застегнуть панталоны, и к тому моменту, когда он к ней вернулся, уже пыталась разыскать свою туфлю.
Не говоря ни слова, он наклонился и поднял с пола маленькую мужскую туфельку.
— Ты ее ищешь?
— Д-да, — пробормотала она, стараясь не смотреть на более чем явный признак его возбуждения.
Взяв у него туфлю, она сунула в нее ногу в чулке.
— У тебя неправильно застегнута жилетка.
Она непонимающе посмотрела на него:
— Что?
— Твоя жилетка, — повторил он. — Ты неправильно ее застегиваешь.
Ее пальцы машинально схватились за пуговицы в попытке найти место ошибки.
— Сейчас, — проговорил он очень мягко, отводя ее дрожащие руки в сторону, — позволь мне.
Решив не спорить, она опустила руки вниз.
— Как ты можешь быть таким спокойным? — тихо спросила она спустя пару секунд, не в силах встретиться с ним взглядом.
— Это мой жесткий самоконтроль, разве ты забыла?
Конечно, жестким сейчас был не только его самоконтроль. При мысли об этом она почувствовала, что начинает краснеть.
Что до его слов, то она прекрасно понимала, что он шутит, однако смеяться она все равно не могла. Еще минута — и он бы ею овладел! Еще минута — и она позволила бы ему это сделать, и охотно. И что тогда стало бы с ее планом?
Как это ни смешно, но сегодня ее спасителем оказался мистер Хьюз. По крайней мере он спас ее девственность. Тогда почему же ее это так мало радует? Почему она не испытывает хотя бы чувства облегчения?
«Но я рада! Конечно же, рада!» — сказала она себе.
— Клер.
Она заставила себя встретиться с ним взглядом.
— Все будет хорошо. Ты не должна тревожиться. Ни о чем.
Закончив застегивать ее жилет, он запахнул на ней фрак и застегнул и его тоже, а потом быстро одернул книзу, чтобы он сел как нужно.
— Ну вот. Никто ничего не заподозрит. Если не считать твоих волос. — Он быстро пригладил пальцами ее локоны — вернее, то немногое, что от них осталось.
— Они снова отрастут.
— Да, конечно. — Он вздохнул и опустил руку. — Думаю, тебе надо назначить дату.
— Что-что?
— Дату нашей свадьбы. Я хочу, чтобы ты выбрала день. Если хочешь, мы можем подождать достаточно долго, чтобы подготовить торжественный церковный обряд. Я уверен, что свет будет ожидать именно такого. Только пусть в списке гостей будет не больше пятисот человек. При большем числе это уже становится похоже на расквартированную армию.
— Но… — начала было она.
— И разговоры смолкнут гораздо быстрее, если мы объявим дату свадьбы сейчас, — добавил он прозаическим тоном. — Лучше побыстрее покончить с этим скандалом.
У нее сердце оборвалось: она поняла, что он по-прежнему решительно настроен на ней жениться. Возможно, его намерение даже укрепилось из-за той близости, которую они разделили только что и до этого. Но несмотря на всю силу их страсти, главное между ними не изменилось.
Она по-прежнему не хотела вступать в брак исключительно из чувства долга.