Гамсуне или о диалекте Сетесдала, но не способны увидеть более обобщенную картину, не способны поднять частное и национальное на высокий общечеловеческий теоретический уровень.
Втайне скандинависты разделяют такое мнение о себе (хотя никогда бы в этом не признались), и это способствует поддержанию постоянного равновесия в отношениях между лингвистами и скандинавистами. Потому что студентов учат скандинависты, это они вносят безусловно полезный вклад в общественную жизнь, обучая будущих учителей например. (В среде лингвистов тоже существует своя табель о рангах. Синтаксисты среди лингвистов это как кардиологи среди врачей, они стоят выше всех на языковедческой иерархической лестнице. Но, в отличие от статуса кардиолога, статус синтаксистов, к сожалению, известен только в узком профессиональном кругу. «Минуточку, я сейчас сверюсь с учебником грамматики» звучит не так сильно, как «Мы теряем его, дайте скальпель». Да и вообще, значение лингвистов общество сильно недооценивает. Лингвисты знают об этом. Некоторые из них с энтузиазмом отстаивают свой предмет, другие стыдятся, но большинство чувствуют себя оскорбленными. Синтаксисты относятся в основном к последней категории.)
Кафедра скандинавистики в память о временах бывшей объединенной кафедры располагается сейчас на четырех первых этажах корпуса Хенрика Вергеланна, в то время как кафедра лингвистики занимает два последних этажа того же здания.
Несмотря на то что Полу надо было на самый последний этаж, где находится читальный зал и библиотека кафедры лингвистики, он из принципа, или скорее по старой привычке, поднимался пешком. Он довольно быстро достиг по лестнице пятого этажа, чувствуя, что не вынесет встречи с еще одним скандинавистом. Проходя мимо второго, третьего и четвертого этажей, он мельком заглянул в темные коридоры без окон. Кажется, что за последние 30–40 лет здесь ничего не изменилось: те же грязно-желтые стены, мебель, светильники, сотрудники.
Когда Пол дошел до пятого этажа и оказался во владениях лингвистов, здесь все стало намного светлее. Два верхних этажа были пристроены к корпусу Хенрика Вергеланна в 1990-х годах, но дело не только в том, что эта часть здания новее, что стены выкрашены в белый цвет, а помещения освещены по- современному ярко; дело в том, что сотрудники этой кафедры другие, они моложе, они одеты в более современную одежду, и у них горят глаза.
Но хотя Пол и не был в настроении встречаться с другими скандинавистами после столкновения с Крегером, это не означает, что ему неприятна вся их братия. Пол предпочел бы маленькую каморку в темном коридоре своему модному кабинету на футлинге. И каморка эта вполне могла бы находиться на кафедре скандинавистики, но больше всего Полу хотелось бы сидеть на шестом этаже корпуса Нильса Трешова, на кафедре классических и мертвых языков. Большинство из доживших до наших дней филологов старой школы, которые не считают всякую теорию неоспоримой, которые находят само собой разумеющимся знание латыни, древнегреческого и хотя бы немного санскрита, которые владеют множеством существующих языков, обретаются здесь. Пол Бентсен испытывает глубочайшее уважение к этим людям и восхищается ими, и фактически стыдится собственной принадлежности к другой команде, представители которой в большинстве своем из иностранных языков говорят по-английски и помнят из школы немного немецких слов или выучили в поездках несколько фраз по-испански.
В читальном зале на шестом этаже корпуса Хенрика Вергеланна стояла тишина. На большей части столов лежали открытые блокноты, ручки и распечатанные пачки печенья. На спинке стула висела куртка с капюшоном. На подоконнике осталась полупустая бутылка газированного напитка. К столу в одном из самых мрачных углов зала была прислонена трость со светлым набалдашником, а на поверхности стола лежала толстая пачка машинописных листов. Должно быть, это один из столов, выделенных для кафедральных пенсионеров в качестве благодарности за годы жизни, проведенные в Университете Осло.
В читальном зале находился всего один человек — светловолосая девушка, наверняка соискательница степени магистра. Она спала, положив голову на руки, за столом около дверей.
Пол уселся на самый дальний ряд столов, на максимальном расстоянии от девушки, рядом с окном. Он открыл папку, которую ему дала Нанна, разложил листы веером и стал вдыхать их запах, скользить по ним руками, после чего снова сложил стопкой. Он все еще беспокоился, что не сможет продемонстрировать того энтузиазма, которого от него ожидала Нанна. Он посмотрел на книжные шкафы, расставленные вдоль стен, и, как и надеялся, испытал чувство глубокого удовлетворения от вида знакомых книжных корешков. Целую полку занимали толстые тома в синих обложках, это старые подборки журнала «Язык» (сейчас университет подписывается на электронную версию, сотрудники просматривают ее и распечатывают интересующие их статьи), ниже в разделе журналов стояли два тома студенческого издания «Язык сегодня!!», редактором которого Пол был в студенческие годы. Рядом он увидел оранжевый корешок книги о морфологии Джоана Байби и серые — синтаксического исследования в трех томах Хегемана и Ледрупа.
Он нашел и свою собственную диссертацию, оба издания. Слева стояло университетское, то, по которому он защищался. А рядом — исправленное и дополненное, выпущенное настоящим издательством, серьезным, академическим (хоть и норвежским). Над этой книгой он работал почти пять лет. Первые три года Пол был стипендиатом и занимался только ею, после этого два семестра работал преподавателем- почасовиком и научной работе посвящал вторую половину дня. После защиты он почти год трудился над доработкой диссертации (замещая учителя в своей бывшей школе — старые здания, кипы тетрадей, краснеющие выпускницы с подведенными глазами и подростковым жирком). Он ужасно хотел напечатать ее в настоящем издательстве, а не в университетском, потому что это пригодилось бы для его резюме.
Один из однокашников Пола работал редактором в издательстве. Пол долго не решался, но потом все-таки позвонил ему. Минут десять они поболтали о студенческих годах, а потом Пол высказал свою просьбу. Его однокашник, только что принятый на работу в издательство, искал новый материал и боялся спугнуть потенциального автора, поэтому посчитал, что, может быть, из этого что-нибудь и получится, хотя издательство больше не делало ставку на элитарных авторов. Но было бы хорошо, если бы Пол сначала провел небольшое маркетинговое исследование. «Маркетинговое исследование», — повторил Пол: новоиспеченный доктор филологических наук живо представил себе, что потребуется, чтобы сделать такое исследование достоверным. «Да нет же, — объяснил редактор, — просто поспрашивай в разных вузах и университетах, не захотят ли они включить твою книгу в список обязательной литературы». Пол должен был представить приблизительные расчеты продаж, прежде чем редактор примет его рукопись к рассмотрению.
Через пару дней Пол встретил, причем совершенно случайно, одну из своих бывших коллег- стипендиаток, которая так и не написала диссертацию и теперь работала преподавателем в одном вузе. Они разговорились, Пол сделал комплимент ее платью (которое ему на самом деле нравилось — ткань спадала складками, зрительно увеличивая слишком худые бедра). Выяснилось, что, к сожалению, преподавательница обучает более молодых студентов, чем надеялся Пол.
Но когда через четверть часа Пол прощался с вузовской работницей, он улыбнулся, несмотря на то, что ладони его покрылись потом. Она улыбнулась ему в ответ, и Пол понял,
Издательство получило требуемое письмо через два дня. Из него следовало, что преподавательница вуза прочитала диссертацию Пола (да, она ей, так сказать, полюбилась) и что в книжном варианте она могла бы войти в список обязательной литературы по курсу «Введение в языкознание» (в вузах страны давно ждали подобную книгу). Этот курс каждый семестр слушает как минимум пятьдесят студентов (и вполне вероятно, в ближайшем будущем он станет еще более популярным). Редактор посчитал, что этот «крик о помощи», как он выразился, может сработать. Таким образом, мечта Пола воплотилась в жизнь. Следующей весной его диссертация была издана отдельной книгой.
Пол рассматривал свою книгу каждый день, первое время он испытывал при этом пьянящее чувство гордости, но на удивление скоро стал относиться к ней с равнодушием, а иногда даже с легкими угрызениями совести. Потому что книга «Между Сциллой и Харибдой: морфосинтаксическое погружение в латинском и древненорвежском языках» продавалась гораздо хуже, чем предусматривали и без того скромные расчеты старательного редактора.
Пол оторвал взгляд от книг и стал осматривать помещение. Несмотря на то что читальный зал кафедры лингвистики располагается не в том здании, где он был во время учебы Пола, он словно вернулся
