истории языка, но не нашел ничего, что могло бы ему помочь.
На улице начало темнеть, в окне теперь был виден только силуэт трамплина, а телебашню уже вообще невозможно было разглядеть. Студентка вытянула тонкую костлявую шею, захлопнула книгу, встала и ушла, и Пол остался в читальном зале один.
Когда он впоследствии думал о той осени, он вспоминал вечер в читальном зале, потому что ему суждено было стать первым в длинной череде похожих вечеров. Вечеров, что он провел в одиночестве, склонившись над бумагами, одержимый мыслью отыскать последние кусочки мозаики.
Уже совсем стемнело, и тут Полу вспомнился камень Страндестейнен. Точно, Страндестейнен! Знаменитая каменная плита с руническими надписями была найдена в начале 1990-х годов у городка Станге в районе Хедмаркена. Ее в последнюю секунду спас бдительный инженер индийского происхождения. Это случилось дождливым июньским днем во время строительства нового торгового центра. До сих пор никому не удалось расшифровать надписи на плите, хотя это пытались сделать все рунологи страны (числом шесть человек) и несколько иностранных экспертов. Надписи на камне относятся к древнескандинавскому периоду, до появления синкопы, поэтому слова на нем длинные и многие из них совершенно неизвестны.
Пол недолго работал с надписями на камне Страндестейнен. Он никогда не был рунологом, только, так сказать, рунологом-любителем, причем в прямом смысле слова (ведь слово «любитель» происходит от слова «любить», так что любитель — это тот, кто любит, как он однажды при случае объяснил Мортену). Но он был молод, обладал хорошими познаниями в истории скандинавских языков, верой в себя и жаждой открытий. Кроме того, он был знаком с одним рунологом из Блиндерна, который с большим неудовольствием и мелкими ругательствами предоставил ему доступ к надписям и фотографиям. Однако Пол сумел так очаровать его, что в один прекрасный день он взял его с собой посмотреть на сам камень.
Но время шло, никто не приблизился к разгадке надписей, и Пол оставил попытки разгадать тайну Страндестейнена, уступив здравому смыслу и избавившись от страсти. Когда был объявлен конкурс на должность на кафедре футуристической лингвистики и Пол — довольно неожиданно — получил ее, он закрыл дверь в историко-языковую часть своей жизни, став лингвистом-футурологом.
Многие не признают того факта, что случайности в большой степени определяют нашу судьбу. Люди хотят верить в то, что они удачливы в делах, потому что заслужили это. Они радуются, когда все идет по плану, ведь это происходит потому, что все отлично спланировано. Но в действительности так бывает редко. Пол получил должность научного сотрудника кафедры футуристической лингвистики по чистой случайности — из-за внутренних разногласий, старинного соперничества и вечного злорадного желания людей затоптать ближнего. Компетентный комитет поставил Пола Бентсена вторым номером в списке кандидатов, но руководство кафедры пересмотрело решение компетентного комитета и предложило работу Полу. Дело в том, что бойкая на язык представительница руководства кафедры поддержала кандидатуру Пола Бентсена. По давно ею самой забытой причине эта дама (которая совершенно никоим образом не участвует в нашей истории, поэтому нет необходимости называть ее имя) не переваривала отставного профессора Стейнара Билюнда и теперь выплеснула свое отвращение и жажду мести на внучку профессора, Линн Билюнд, которая стояла первым номером в списке на замещение вакантной должности. Красноречивой даме, действовавшей из неблаговидных побуждений, удалось убедить руководство в том, что курс педагогики, который Пол начал посещать, но еще не прослушал, имеет гораздо большее значение, чем познания Линн Билюнд в области футуристической лингвистики. И Пол, к своему удивлению, стал счастливым победителем. Пребывая в замешательстве, Пол Бентсен дал себе обещание никогда больше не заниматься историей языка, а стать серьезным футлингвистом. Но в академическом мире обещания даются так же легко, как и нарушаются, и теперь ему вновь требовались знания из истории языка. Теперь Пол мог воспользоваться ими для того, чтобы разрешить загадку и завоевать Нанну.
В последний раз он обращался к надписям на камне Страндестейнен очень давно, но его рука совершенно спокойно вывела несколько рун (руны Ис, Тир и Фе) на задней стороне листа из папки Нанны. Затем он быстро нарисовал несколько черточек и стрелочек и какие-то рудиментарные синтаксические деревья. Он внимательно изучил их, обвел в кружок одни руны и жирно подчеркнул другие. Ему показалось, что на бумаге вырисовывается определенная модель. У него еще не было ответа, но он уже как будто знал, что найдет для Нанны одну из недостающих карт. Он никогда не расшифрует эту загадочную надпись, но он может использовать все, что в его силах, чтобы определить место глагола для проекта Нанны. Она была права в своих догадках: ответ на этот вопрос лежит в прошлом. У Нанны хорошая интуиция. Хорошие ученые наделены хорошей интуицией. Он справится, ему просто надо немного времени.
На улице совсем стемнело. Он замерз. Он чувствовал себя озябшим, голодным и счастливым, но в обратном порядке, если перечислять ощущения по степени значимости. И он выбежал из библиотеки.
Пол галопом мчался по лужайке к Исследовательскому парку и кафедре футуристической лингвистики. Он должен поговорить с Нанной, он обнимет ее, будет ее любить, или, по крайней мере, еще раз скажет, что любит ее; она ответит, что любит его (может быть, еще слишком рано, но так будет, обязательно будет), он скажет, что ее проект гениален, скажет, что поможет ей и что ему кажется, он найдет последние кусочки мозаики. Он не мог обосновать собственную уверенность по этому поводу, но знал, что решение близко, что он его почти разглядел, что оно ускользнуло в последний миг, но он снова его увидит.
Тут Пол вспомнил, что уже очень поздно, и вероятность того, что Нанна до сих пор сидит в своем кабинете, ничтожно мала. Но он не остановился, он хотел как минимум ступить на территорию Нанны. И хотя повелительницы Нанналандии не было на месте, он хотел заскочить к ней этим вечером. Но Пол очень надеялся, что она там и ждет его.
Огромные стеклянные двери были закрыты, но с шумом раздвинулись после того, как он вставил в замок свой электронный ключ и набрал код. Вестибюль утопал во мраке. Аквариум и стена цитат были отключены, эскалаторы неподвижны. Он взбежал по лестнице на второй этаж к фонологам, его шаги эхом отозвались в пустом коридоре, светильники на потолке не горели, свет давали только несколько настенных ламп, и он вздрогнул, проходя под первым звуковым душем, излившим, как обычно, свое послание ему на голову. Казалось, что в кабинетах никого нет, но когда он дошел до офиса Нанны, то увидел свет в стеклянных квадратиках над дверью и сбоку от нее. Пол не удивился, что она на месте, он знал это, как знал и то, что поможет ей довести до конца проект. Он постучал, она отозвалась, и вот он уже стоял в светлом теплом кабинете.
— Это потрясающе, — сказал он, тяжело дыша, и слова его показались такими малозначительными. Он должен был бы прокричать их под аккомпанемент фанфар, осыпать ее конфетти, и себя тоже.
— Я знаю, — ответила Нанна.
— И я уверен, что смогу помочь тебе.
Она приподнялась и снова опустилась на кресло, улыбнулась ему и попросила рассказать подробнее. Он пытался донести до нее некоторые из мыслей, которые пришли ему в голову в читальном зале корпуса Хенрика Вергеланна, те короткие вспышки о глагольных фразах, что промелькнули у него в мозгу. Нанна сочла, что он формулирует свои мысли непростительно путано и почти непонятно, а он сконфуженно засмеялся и процитировал Тегнера («Туманно высказанное плохо продумано»), а затем Горация («Brevis esse laboro, obscurus fio»[45]), а под конец — Соссюра (слова которого Пол снова слышал в коридоре меньше чем минуту назад).
Нанна смотрела на него, почти не моргая.
— Я верю в тебя, — проговорила она, — я верю, что у нас все получится.
И вдруг — Пол даже не понял, как это произошло — она оказалась рядом с ним, и вот они уже стояли, прижавшись друг к другу. Пол обнимал ее, она была намного ниже, он склонялся к ее голове, не видя лица, прижатого к его груди, потому что волосы Нанны прикрыли ей щеку и глаза. Он вдыхал запах, стараясь уловить присущий только ей аромат, который так давно мечтал отыскать, но чувствовал только запах средств для ухода за волосами. Нанна пахла парикмахерской — чудесно, но безлично. В какое-то мгновение он испытал разочарование по этому поводу (и держа в объятиях Нанну, начал думать об одной из своих любимых тем, которую они всегда обсуждают с Мортеном после нескольких кружек пива: современные женщины слишком часто и слишком тщательно моются), но вот Нанна прижалась к нему всем телом, повернула голову и подняла лицо, и единственное, о чем Пол теперь думал, это о том, что он ее хочет, что он страстно желает прижать ее к себе еще плотнее, засунуть язык глубоко в ее рот, сорвать с нее одежду, положить ее на письменный стол и пригласить в путешествие в те места, где никому нет дела до «РЕВ 21».
