предрассудков. Но сельчане не унывают, и никакие потери не заставят их уже свернуть с избранного пути. Вэ Кожемяко».
– А вместе с Мырдиком у нас никто из журналистов не пропадал? – спросил Деряба. Ванесса у него на плече рыдала от страшных древних новостей.
– Вроде никто, – пожал плечами Шмурло. – Да и зачем? Такого добра везде хватает. А вообще правильно ребята излагают, без экивоков и аллюзий. Тут и фельетончик есть – маркграфа, между прочим, критикуют... «Принуждал к сожительству, используя служебное право первой ночи...»
– Где? – набежал чуткий маркграф.
– Да вот, любуйся – «Дон-Жуан из Миканоровки», только конец оборван...
Миканор, Соитьями Славный, с трудом шевеля губами, стал разбирать написанное.
– Клевета, – решил он наконец. – Напраслина. Пусть бы сперва измерили, а потом уж писали. И насчет принуждения вранье, вы же сами видели...
– Видели, видели, – с удовольствием вспомнил Шмурло. – Так что веди нас в столицу – мы там тебе с опровержением поможем...
– Да какая столица! – в отчаянии вскричал маркграф. – Вам же говорят, что там нынче пустое место! Нет больше могучего Листорана!
И зарыдал – видно, не одна любовь была у него на уме.
Шмурло аккуратно свернул «Листоранскую правду» и спрятал ее за пазуху – пригодится.
Пока не стемнело, полазили по башне в надежде найти что-нибудь полезное. Самой полезной находкой, пожалуй, было сильно выдержанное вино, а одежда вся истлела, кроме кожаных камзолов да таких же коротких штанов.
Решили помыться и постираться колодезной водой, причем Деряба снова подшучивал над маркграфом и даже вспомнил частушку, которой его научили кубинские соратники в Анголе.
Частушка безжалостно высмеивала окопавшихся в штате Флорида контрреволюционеров:
Вином угостили и оборванцев, которые взамен накопали в лесу корешков на закуску. Оборванцы жаловались, что корешков становится все меньше, поскольку ванесс почти всех истребили ядом и растения остались без присмотра. Сопровождавшая Дерябу прекрасная бабочка немедленно снялась с плеча и полетела хлопотать о природе.
– Хорошая девка, – сказал капитан вслед ванессе. – Я ее, пожалуй, с собой заберу. Выйду в отставку, женюсь, заведу огород, а она у нас главным агрономом будет...
Шмурло вздохнул: слишком уж много знал капитан Деряба, чтобы ему вот так спокойно в отставку уйти.
– На ванессе, что ли, женишься? – спросил маркграф.
– Извращенец, – ответил Деряба. – Я с одной девушкой давно переписываюсь. Певица Лариса Толстоедова – знаешь?
– Знаю, – сказал Миканор, надевавший кожаные штаны.
Деряба уронил свежепостиранную рубаху в пыль.
– Знаю, – подтвердил маркграф. – Очень мы с ней неплохо время провели в Новом Афоне... Ой, что это я плету? У меня в голове все перепуталось...
Деряба, возобновив левой рукой стирку, правой взял Миканора за душу и принялся ее вытряхивать. Сообразительный Шмурло сразу же приступил к допросу, в ходе которого выяснилось, что ненасытный маркграф, когда ему надоедали местные красавицы, делал, оказывается, вылазки в Мир, причем как раз через знаменитую Новоафонскую пещеру. Вылазки свои он подгадывал к курортному сезону, раздевал обычно какого-нибудь пьяного и покорял сердца в его костюме. Женщины наши его крепко уважали и называли Гивико, а что это такое, он, маркграф, и до сих пор не знает, зато знает массу ласковых русских и грузинских слов. Обнаружилось даже, что у них со Шмурлом имеется масса общих знакомых – и Клавдия Гуговна, и Ксюша Оберемок, и Натэла Никитична, не говоря уже об Анжеле Титовне...
– То-то она нас все время каким-то Гивико попрекала! – скрипнул зубами Деряба. – А это вот кто был! Собирайся, сволочь! Хватит нам тут ошиваться!
Но на землю резко пали сумерки, и пришлось развести костер у входа в башню. Решили все же ночевать на воздухе, не рисковать – сматеришься спросонок, тебя и накроет какой-нибудь трухлявой балкой. Оборванцы страшно обиделись, что зря занимались уборкой, ведь они никогда не служили в той же армии, что Деряба. Ворча, они тоже сгрудились вокруг костра, только баронет куда-то подевался.
– Не навел бы кого на нас, – заметил Деряба.
– Да я его это... На разведку отправил, – успокоил маркграф. – Девочки какие-нибудь, то-се...
– Девочки? – с сомнением спросил Деряба, но Миканор уже откупоривал бочонок с вином. Пили из дорогих резных кубков – их тоже решили прихватить с собой. Из леса доносился писк ванессы, дававшей наставления задичавшим травинкам. Девочки все не шли. Оборванцы ругательски ругали окаянного Гортопа Тридцать Девятого за разорение, хотя и признавали, что при нем был порядок.
Шмурло и маркграф состязались, перечисляя на память все рестораны от Трихополя до Сухуми. Деряба молчал: ему страшно хотелось домой, а здешние приключения не казались уже ни забавными, ни привлекательными. Потом он на всякий случай спросил про ангольского колдуна Булумбу – не видели ли здесь такого маленького, черненького, в побрякушках?
Маркграф как раз дошел уже непосредственно до ресторана «Апсны» и сбился.
– Ты, Степан, должно быть, про Черного Карлика говоришь, его к ночи поминать не надо. Когда Шишел и Мышел возводили земной диск, этот Карлик им всяко пакостил, да и до сих пор не унялся. Только у тебя ведь копье из зуба голяка, он к нам подойти побоится.
