воспоминания о случайной встрече - то было ли кому-нибудь дело до высокой, худой, немного сгорбленной фигуры, явно спешащей по некоей, одному ему известной надобности? Время близилось к вечеру, погода сегодня выдалась наредкость отвратительной, а посему - прикрывающимся шляпами и зонтами прохожим стало совершенно не до любопытства. Порывы колючего северного ветра подхватывали водяные брызги и, присовокупив к ним пригоршни липкого снега - так и норовили попасть за поднятый воротник куртки или забраться под подол плаща. Тут уж не до любопытства, скорее бы домой попасть - поближе к теплому калориферу, или под плед на диван. К тому же, как на зло - вблизи автовокзала на Миклош утца столкнулись двухярусный туристический автобус и шикарный 'Мерседес-Бенц', образовав шумный затор и создав лишнюю суматоху. Говорят - есть пострадавшие, да и раритетный автомобиль побился изрядно. Вот ведь что нынче непогода творит! Поэтому праздношатающихся гуляк на улицах сегодня не наблюдалось, торопились и спешили все без исключения, а сильнее того - тот самый мужчина в пальто с капюшоном, который умел при необходимости становиться идеально невидимым и неслышимым.
А путник и взаправду все прибавлял и прибавлял шаг, ибо ему предстояло преодолеть не малое расстояние, добравшись аж до самой горы Хармашхатар-хедь. У приходской церкви района Уйлак он, кинув неодобрительный взгляд на ее вызолоченный, увенчанный ажурным католическим крестом шпиль, сел в автобус - идущий до самого конца Сепвёлди ут. Заплатив контролеру два форинта за поездку, он получил разовый талон синего цвета и занял последнее в ряду место у окна, специально отвернувшись к запотевшему стеклу. Но продавшая ему билет женщина - пожилая и задерганная невиданным наплывом пассажиров, в сей же миг забыла про этого странного человека, не обратив внимания ни на скрытое капюшоном лицо, ни на необычной формы руку, затянутую в непроницаемую кожаную перчатку.
За окном автобуса медленно проплывали стены домов, до неузнаваемости искаженные мутным водяным потоком, непрерывно льющимся с разверзшихся небес. Зима в Венгрии - далеко не самое приятное время года, и трясущийся на шатком сиденье путник привык проводить его совсем не так, как сейчас - но иного выбора у него попросту не было. Уж слишком многое и неожиданное произошло за последние дни, вот и пришлось ему покинуть подземелье под Храмом, да отправиться в долгий путь - морщась от кислого, гнилостного запаха окружающих его людей. Это ведь только самим смертным кажется - будто человек благоухает изысканным ароматом используемых им духов. А на самом деле - человек, это недолговечное существо, стареющее и разрушающееся за несчастные пятьдесят-шестьдесят лет, пахнет тем - чем и положено пахнуть всему нежизнеспособному: резкой вонью разложения и прелыми миазмами могильного праха. Вот почему - абстрагируясь от толпы, путник предпочитал хладнокровно смотреть в окно, не уставая удивляться мощи этого великого города - уже пережившего и намеревающегося пережить еще немало сотен человеческих поколений, ошибочно считавших древний Будапешт своей собственностью. О, нет - это отнюдь не являлось правдой. Город никогда не принадлежал людям, а напротив - это они принадлежали ему целиком и полностью, уходя и приходя так мимолетно, что огромная столица даже не успевала заметить очередную смену населяющих его жителей, уделяя им внимания ни чуть не больше того - чем уделяет мудрый зверь ползающим по нему насекомым. Досадно, неудобно - да и только... И следует признать, что молчаливый путник не спроста относился к своему городу с неким переходящим в благоговение уважением, признавая за ним полное и законное право пренебрегать интересами хрупких смертных созданий. Сам он обоснованно причислял себя к абсолютно иному роду, изначально входя в некое, весьма ограниченное число тех - кто городу не принадлежал, а наоборот - на протяжении столетий хранил и оберегал его традиции, а потому - знал о Будапеште все.
Невесомые снежинки легкомысленно стукались о грязное стекло и, тут же превращаясь в бесформенные комочки - резвыми каплями скатывались вниз, проделывая это настолько быстро и бессмысленно, что успевали опережать даже размеренный ход времени, сегодня - словно замерзший от холода и слегка притормозивший. А пожалуй единственными факторами, еще привлекавшими внимание этого чрезвычайно сдержанного в проявлении эмоций путника - оставались именно время, да нестирающиеся из сердца воспоминания о прошлом, помогающие легче понимать сумбурное настоящее и предвидеть туманное будущее. Мужчина устало склонил на грудь прикрытую капюшоном голову и неподвижно замер в мягком автобусном кресле, дыша столь редко и тихо, что казался не живым. Он вспоминал...
Они пришли сюда первыми, с кровью и потерями отвоевав сей благодатный край у необузданных наездников-скифов. Их, гордых сыновей Римской империи, с первого взгляда заворожили эти зеленые холмы, гостеприимно омыли волны величаво катящейся голубой реки и безудержно опьянил вкус местного винограда - сладкого и золотистого, как лучи взрастившего его солнца. Назвав свою новую провинцию Паннонией (Благодатной) легионеры спешно отстраивали военное поселение Аквинк, в первую очередь - старательно возводя роскошный, беломраморный храм бога Митры - сына солнца. Солдат сопровождало некоторое количество прибывших из Рима жрецов, среди которых находился и дремлющий нынче в автобусе путник. С той поры минуло почти два тысячелетия...
Мы способны не замечать неумолимый ход эпох лишь в том случае - если время тоже не замечает нас, не торопясь побыстрее погрузить нашу жизнь в пучину великого небытия. Но увы, желанного удела избранных, способных противостоять испепеляющему дуновению времени удостаиваются не многие - а только те, кто добровольно отказался от человеческого облика, и что еще ужаснее - от человеческой души со всеми присущими ей качествами и недостатками: умением любить и ненавидеть, пониманием доброты и неприятием зла, желанием отличать свет от тьмы. Бессмертие всегда приравнивается к безразличию, в котором уже не имеет никакого значения вкус вина, нежность поцелуя, улыбка ребенка. Бессмертие - безлико, ибо практически не подвержено воздействию самых значимых критериев вечности: жизни и смерти. К нему испокон веков стремились храбрецы и мудрецы, за него сражались герои и злодеи, его искали алхимики и философы, воспевали поэты и певцы, но досталось оно отнюдь не им...
С самого начального момента разумного осознания себя, человечество ведет настойчивые поиски того - кто однажды заскучал, захотел развлечься, да и создал первого из них по образу и подобию своему. И вот за последние тысячелетия чего только не предпринимали люди для того - чтобы хоть на шаг приблизиться к своему неведомому создателю, проникнуться смыслом его сути и постичь грандиозностью дальнейших замыслов. Именно ради этого строили они Вавилонскую башню и Ноев ковчег, возводили пирамиды и выходили в космос, вели воины и совершали открытия. Но все усилия оказались тщетными, пропав втуне - творец не торопился явить людям свой лик, ужасаясь творимым человечеством злодеяниям - медленно, но верно разрушающим подаренный им мир. Мир, который они так и не смогли полностью оценить и понять... Люди оставались всего лишь наивными детьми, упоенно ломающими доверенную им игрушку - проказливыми и непредусмотрительными. Но зря человечество вело себя столь не осторожно, решив - будто за их действиями никто не наблюдает. Оно ошиблось...
Прибывшие в Паннонию жрецы принесли с собой серебряные пластинки, исписанные необычными клиновидными значками, не понятными никому - кроме них. То были священные скрижали, завещанные самими Творцами и гласившие: ' ... и прибыли на пустынную планету два брата-близнеца, несомые огненной колесницей - прилетевшей из черной бесконечности. Первый из них звался Ормудзом-светлым, а второй: Ариманом-темным. В четыре руки, совместно взяли они кусок глины, слепили из нее фигурку и, дунув с двух сторон - вдохнули искру бытия. Так появился первый человек - Ранних, а затем и жена его - Лирия, и начали они жить и плодиться. Добрый Ормудз учил людей выращивать хлеб и ухаживать за животными, ткать полотно и строить дома, врачевать, вырезать из тростника свирели, петь и танцевать. Но злобный Ариман, чье жгучее дыхание способно испепелить все живое, портил любое начинание брата - ибо он дал людям оружие, подбивая их на обман, насилия и убийства. Люди не смогли слушаться обоих творцов сразу и в итоге братья поссорились. Они порознь покинули Землю, затаив непримиримую обиду на созданных ими существ, и друг на друга. А человечество раскололась на две половины - идущие разными путями: дорогой добра и дорогой зла. Но творцы оставили вместо себя справедливого судью, призванного незыблемо стоять на небесном мосту Чинват - соединяющем мир живых с миром мертвых, и взвешивать поступки проходящих по мосту душ, отлетающих из усопших тел. И имя тому судье - бог Митра. Но установили творцы срок, к окончанию коего обязан Митра собрать все совершенное людьми добро и зло, да сравнить - которое из них перевесит. А если доля зла намного перетянет свою чашу весов, то уничтожит справедливый бог все погрязшее в грехах человечество силой своего гнева...'
Жрецы бога Митры трепетно блюли заветы творцов, наблюдая за происходящими в мире событиями, но никогда не прикасались к неустойчивой стрелке весов, попеременно склоняющейся то в сторону зла, а то - в
