В судьбу уверовав всерьез
Едва прикрывшись лунной дымкой,
За нас сгорая от стыда,
Мечтала: ' Стать бы невидимкой,
Чтоб не заметила беда
Прошли бы пусть напасти мимо,
Да миновал суровый рок...'
А сердце ныло нестерпимо,
И отдавало в левый бок
Без поцелуев стыли пальцы,
Обида плавилась в душе,
Шепча: 'Несчастные скитальцы,
Не быть вам нынче в барыше!'
И хладным светом обтекая
Земной, заблудшей жизни нить,
Звезда - наивная такая,
Наш грех решила отмолить
Из чистоты сплела молитвы,
Писала радугой стихи...
Остановились тут же битвы,
И люди стали - не плохи
Исчезла в миг из жизни злоба,
Ушла звезду лихую грызть,
Чтоб нас с рожденья и до гроба,
Не беспокоила корысть
Не стало также смерти лютой,
Не стало зависти людской,
Теперь не меряют валютой
Тут счастье, радость и покой
Уже давно здесь кровь не льется,
Не слышно криков и угроз,
Ребенок радостно смеется,
Не признают фальшивых поз
А что звезда, что с нею сталось
Под спудом собранных грехов?
Какая участь ей досталась
Помимо боли и стихов?
Отяжелев от бед и горя,
Сложив души своей крыла,
Звезда скатилась за три моря,
И там тихонько умерла...
Но каждый, кто свободой дышит,
Кто защищал ее не раз,
Тот непрерывно в сердце слышит
Лихой звезды призывный глас...
- Звезда, - задумчиво шепнул Изгой, - ты моя лихая звезда...
Я нетерпеливо приоткрыла правый глаз, устав ждать поцелуя, но Рейн немного отстранил меня от себя на расстояние вытянутых рук и хищно усмехнулся:
- Я знаю, как мы сможем на недолгое время обмануть наших врагов!
- Как? - раздосадовано спросила я, обманувшись в своих затаенных надеждах.
- Мы должны умереть, - без подготовки брякнул он, пристально наблюдая за моей реакцией.
- Ага! - насмешливо кивнула я, строя хитрую мордочку. - Типа - понарошку?!
- Нет! - он извлек из ножен меч и вдребезги разнес толстое стекло, прорубая для нас выход на улицу. - По-настоящему!
Я испытала мимолетное, но едва сдерживаемое желание придержать рукой шокировано отваливающуюся нижнюю челюсть, а Изгой потянул меня за рукав джемпера и вывел в утоптанный снег хозяйственного двора, скрытого на задворках центра. Краем потрясенного его идеей сознания я заметила бегущих к нам людей - военных и медиков.
- Решайся, - с нажимом интонацией потребовал от меня Рейн, - еще миг и станет поздно...
Я знала, больше всего на свете нас пугает нечто неизведанное, то - чему еще не было места в нашем личном опыте, то - что еще не встречалось нам раньше, и потому - всегда кажется непреодолимым. А посему, я не раздумывая согласилась бы на любое его предложение, но умереть...
- Ты мне доверяешь? - вкрадчиво, с подкупающей откровенностью спросил Изгой, обнимая меня снова, еще ласковее и крепче. - Да или нет?
- Да, - искренне ответила я, завороженная блеском его серебристых глаз. - Да, ангел мой!
Второй рукой он бережно приподнял мой подбородок и его бледные уста прижались к моим призывно раскрывшимся губам, отвлекая от мыслей о жизни и смерти. Будто во сне я видела - вот он простирает ладонь вперед, направляя ее на стену задания, и тянет на себя так, словно пытается сдвинуть с места все эти немыслимые тонны стекла и стали... А затем от второго этажа 'Луны' отделятся огромный кусок облицовки, и падает прямо на нас... Я чувствую удар по голове и жуткую боль, но не могу кричать - потому что мои губы плотно зажаты его ртом... А боль все усиливается и усиливается, вскоре резко обрываясь и сменяясь холодом, темнотой и пронзительной тишиной...
Сергей Самочернов - дежурный врач машины скорой медицинской помощи, прикрепленной к горбольнице N56, сгорбившись, сидел на железном турникете - ограждающем развлекательный центр 'Луна', почти не соображая - где и зачем он сейчас находится. Совершенно не замечая кусачего ночного холода, настойчиво пробирающегося за его тонкую синюю блузу (под которой Сергей носил только белую трикотажную майку), дрожащими от пережитого шока руками он пытался раскурить помятую, полураскрошенную сигарету - правда, пока весьма мало преуспев в сим привычном действе. Молодой врач работал на скорой уже три года и успел насмотреться всякого, но с подобным кошмаром столкнулся впервые...
- Что, Серега, тебя небось до сих пор потряхивает? - толстая фельдшерица Наталья Борисовна, низенькая смуглая дама с армянской фамилией и черными волосками над верхней губой, мягко забрала зажигалку из его мелко подрагивающих пальцев, чиркнула колесиком и поднесла крохотный огонек к честерфильдине, судорожно зажатой между нервно стиснутых зубов доктора. - Привыкай, в нашей работе еще и не то встречается.
- Привыкать! - сипло выдохнул Сергей, роняя сигарету в снег. - Привыкать? - светящаяся точка канула в
