неестественно подогнутой левой рукой, со все еще зажатой в ней вилкой. Это она выла на одной высокой несмолкаемой ноте. А крупная дрожь, словно мертвая зыбь, волнами пробегала по ее телу.
В углу заворочался Ядов. У него было разбито лицо, кровь текла из длинной царапины через всю щеку. С трудом глотая воздух, он встал на колени, потер грудь и так на коленях пополз к своей спутнице. Но в тот момент, когда он уже оказался над ней, вой смолк, перейдя в глухое утробное бульканье. И сразу вслед за этим ее тело изогнулось невозможной, немыслимой для человеческого организма дугой. Затрещала ткань юбки, мелькнули сухие старческие голые ноги, и профессор снова отлетел в противоположную сторону кибитки.
На этот раз подпорки все-таки не выдержали. Одна стенка, увлекая за собой соседнюю, угрожающе накренилась и провисла. Я бросился к Ядову в естественном желании помочь ему выбраться, но он резко оттолкнул меня рукой.
? Ее, ее держи... ? прокаркал он, задыхаясь.
Женщина билась на ковре в коротких, но мощных конвульсиях. Я метнулся к ней, судорожно пытаясь выдернуть из памяти меры первой помощи при эпилептическом припадке: кажется, надо держать эпилептика за язык, чтобы не проглотил. Но опустившись рядом с ней на корточки, остановился в нерешительности: зубы у нее были крепко сцеплены, а перекошенное судорогой лицо забрызгано клочьями розовой пены, пузырями вздувающейся на синих губах.
? За голову, за голову хватай! Поднимай выше, выше! ? услышал я над ухом задушенный вопль профессора и, как мог, попытался выполнить команду.
От головы, покрытой спутанными взмокшими волосами, исходил жар, она вибрировала в моих ладонях, словно готовый взорваться паровой котел.
Но и Ядов не терял времени даром. Прижав женщину к полу грудью и животом, он проворно выхватил из кармана пиджака наполненный шприц, содрал чехол с иголки и, как мне показалось, почти не глядя вонзил ее больной в бедро.
Судороги продолжались еще с полминуты, а потом все стихло. Мы с профессором медленно поднялись на трудно разгибающиеся ноги. И только тут в кибитку повалила толпа обслуживающего персонала, сгрудившаяся в испуге у самого входа.
? Идиот, ? пробормотал мне Ядов, тщетно пытаясь привести в порядок одежду. ? Что вам здесь было надо?
Честно говоря, ответить на этот вопрос мне было нечего ? я сам не знал. И вина за случившееся, безусловно, ложилась на меня.
? Давайте вызову «скорую», ? предложил я, чтоб хоть чем-то загладить вину.
? Еще чего! ? по-прежнему тяжело дыша, рявкнул профессор. ? Лучше идите поймайте такси. Мне нужно отвезти ее домой!
? У меня тут машина! ? с готовностью сообщил я. ? Где она живет?
? К о м н е домой! ? на этот раз негромко пояснил Ядов, косясь на сгрудившихся в проеме официанток, сквозь строй которых в кибитку с деловым видом уже протискивался швейцар.
? А ну помоги, отец! ? скомандовал я ему командирским голосом. ? У женщины приступ ? я за плечи, ты за ноги, кладем на скатерть и несем к машине.
Это был первый раз со времени нашего знакомства с Ядовым, когда в его взгляде, брошенном на меня, я приметил нечто вроде одобрения.
Ехали к дому молча. Ядов сидел на заднем сиденье «гольфа» и держал голову женщины на коленях. И только когда завернули к нам во двор, он перегнулся ко мне и сухо спросил:
? Что вы хотели рассказать про Нинель?
? Лучше бы потом, ? сказал я. ? Давайте хоть закончим с... с этим.
Но он был настойчив.
? Сейчас.
? Она погибла, ? выдавил я из себя.
Мы притормозили у ядовского подъезда. С заднего сиденья не доносилось ни звука. Взглянув в зеркало, я увидел, что доктор сидит, откинувшись и плотно прикрыв глаза.
? Это точно? ? услышал я наконец.
? Точнее не бывает, ? пробормотал я. ? Она упала с балкона.
На этот раз Ядову понадобилась еще большая пауза.
? Что значит «упала»? ? спросил он отрывисто. -Сама?
? Боюсь, что нет, ? вздохнул я. ? Меня при этом не было, но есть основания полагать, что не сама...
Для человека, который еще вчера нежно называл Нинель «бедной девочкой», Ядов проявил маловато эмоций. Он произнес только одно слово:
? Плохо.
И больше ничего.
На выходе профессор продемонстрировал крепость мускулатуры. Укутанную в скатерть женщину Ядов понес на руках ? я только открывал перед ним двери. На лифте, после попытки войти туда вместе со своей ношей, не потревожив больную, он ехать отказался. Мягко ступая, почти на цыпочках, поднялся с ней к себе на третий этаж.
В прихожей доктор сразу подбородком указал мне на гостиную, не терпящим возражений тоном попросив подождать там, а сам отправился куда-то в глубь квартиры. Он отсутствовал с четверть часа, и у меня оказалось достаточно времени, чтобы осмотреться.
Собственно, осматривать в этом холостяцком жилье было особенно нечего. Громоздкая немецкая и румынская мебель шестидесятых годов. За стеклами серванта обычный набор припыленных хрусталин. Между ними с десяток сувениров ? дешевые свидетельства посещения памятных мест от Пловдива до Карловых Вар. С моей точки зрения, внимания заслуживали только во множестве украшающие стены портреты ? и то благодаря совсем уж немыслимому смешению персонажей. Да еще тем, что хозяина меньше всего заботила эстетическая сторона своего вернисажа: здесь с легкостью необычайной могли соседствовать картина в золоченой раме, окантованная жестью старая гравюра и кривовато пришпиленные кнопками к обоям вырезки из доперестроечного еще журнала «Огонек».
Сколько я ни вглядывался в эти заполонившие всю комнату лица, никакой объединяющей идеи мне не открывалось. Ну что, скажите, общего могло быть у Чайковского, Гитлера, Максима Горького и Нерона? Каша полная, и это при том, что половину лиц я вообще не идентифицировал. Например, центральное место в композиции занимал портрет маслом (именно он был в дорогой золоченой раме) какого-то бородатого мужчины, который показался мне мучительно знакомым. Но как я ни напрягался, вспомнить, кто это, так и не смог.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Я повернулся навстречу Ядову, готовый покорно выслушать весь поток обвинений. Но профессор лишь произнес с горечью:
? Устроили вы мне вечерок!
Понимая, что оправдания сейчас бессмысленны, я попытался чуть-чуть изменить русло и участливо спросил:
? Как она?
Но лучше бы мне было молчать.
? Вы еще спрашиваете! ? буркнул он, сердито насупив брови и злобно уставившись на меня. ? Я с психотерапевтической целью впервые за долгое время вывожу старую пациентку, так сказать, в свет, в ней все на грани, все очень тонко, очень ранимо, а тут вы врываетесь, как танк в посудную лавку, и провоцируете приступ!
Мне действительно было стыдно за случившееся, и после тягостной паузы я сделал еще одну попытку перевести разговор. Спросил, указывая на галерею у меня за спиной:
? Не могу понять, по какому принципу здесь собраны все эти люди?
На сей раз я угадал: профессор даже слегка смягчился лицом. Но все равно пробурчал:
? Зубы мне заговаривать не надо. Во-первых, это старое ярмарочное шарлатанство. А во-вторых, я и сам это умею.
Отодвинув от облезлого полированного стола два стула с засиженными многими задами потертой
