часов, чтобы приспособиться. Он мог даже вообще вынуть весь вентилятор из гнезда и обеспечить себе отличный сектор обстрела. Прежде чем приступить к работе, он съел сандвич и прочел две-три страницы мыслей Будды, которые столь не соответствовали его нынешнему настроению, что он мгновенно переключился на «Горячие губки», поведавшие ему о многих развлечениях, которых он никогда не знал с Эди. Обе книги, вместе взятые, настроили его на печальный лад. Но, пожалуй, сейчас настало время не столько для раздумий, сколько для бездумного исполнения своего плана, и он решительно принялся извлекать вентилятор из стены. Часам к четырем все было готово. Открывавшаяся Крамнэгелу картина поразительно напоминала его сон. Зарядив винтовку, он принялся ждать, подобно тому как охотник на крупную дичь поджидает редкостную добычу — замерший, настороженный и беспредельно уверенный в себе.
Через четыре часа стемнело, и на поле выстроились игроки обеих команд — они, точно скаковые лошади, переминались в вечернем воздухе с ноги на ногу, ждали начала матча и все до одного жевали резинку. Губернатор и монсеньор Фрэнсис Ксавьер О'Хэнрэхэнти обходили строй игроков. Монсеньор почти не улыбался — видимо, от сознания торжественности события. Не улыбался и губернатор — видимо, из-за предчувствия. Церемония открытия памятной доски прошла сдержанно и скромно, а речь губернатора вряд ли можно было назвать речью вообще — так, несколько бессвязных фраз, восхваляющих тех непостижимо богатых людей, которые могли подарить родному городу стадион. Затем губернатор начал подниматься в свою ложу, и перекрестие прицела легло на его спину, как крест крестоносца.
На другое утро в Лондоне сэр Невилл спустился к завтраку в относительно неплохом настроении. Спал он хорошо, но раза два просыпался по непонятной ему самому причине.
— Старость, миссис Шекспир, — доверительно пожаловался он. — Прежде чем человек засыпает вечным сном, он начинает хуже спать.
— Я тоже так полагаю, — отвечала миссис Шекспир, скрываясь в кухне.
Сэр Невилл взял газету и принялся читать первую страницу. Когда миссис Шекспир вернулась из кухни с гренками, он сидел, неподвижно глядя перед собой, и только губы шевелились, пытаясь что-то сказать. Он был бледен как смерть.
Не теряя времени на расспросы, миссис Шекспир бросилась в кухню, где рядом с телефоном всегда висел список телефонных номеров первой надобности. В этот момент позвонили в дверь. Секунду поколебавшись, миссис Шекспир бросилась открывать. В квартиру вошел Билл Стокард.
— Как он? — тревожно спросил Билл.
— Ах, сэр… Было достаточно взглянуть на ее лицо.
Билл заспешил в столовую.
— Что же случилось? — услышал он за своей спиной опрос миссис Шекспир, но у него не было ни времени, и желания удовлетворять ее любопытство.
Сэр Невилл посмотрел на Билла и, казалось, узнал его. Явно ему мучительно хотелось что-то сказать. Билл клонился к сэру Невиллу, чтобы тому не пришлось лишком напрягаться. Сэр Невилл что-то пробормотал.
— Простите, сэр?..
Новая попытка: казалось, сэр Невилл нарочно с детским упрямством говорит так, чтобы слов нельзя было разобрать.
— Извините меня, но я ничего не могу понять, — безжалостной откровенностью сказал Билл.
На этот раз сэр Невилл сделал над собой новое усилие. Сделал с трудом и болью, и когда попытался что-то выговорить, из левого глаза его потекла струйка, капли заблестели на щеке.
— Давайте вызовем врача, сэр Невилл, хорошо? Мы вас сразу поставим на ноги, — быстро сказал Билл, сам чувствуя вопиющую неискренность своих слов. — Вы нашли номер, миссис Шекспир?
Пока миссис Шекспир искала нужный номер, Билл подумал о том, что вызов врача — это всего лишь уловка, проявление трусости, попытка переложить ответственность на чужие плечи. В прежние времена существовали заразные болезни, в нашем же от всех болезней привитом мире заразно смятение человеческой души, и символом этого смятения стало то, что стерлась грань между героями и злодеями. Может, ее никогда и не существовало, этой грани, но сейчас, впервые за всю долгую историю человечества, находится все больше и больше людей, достаточно утонченных, чтобы постичь и принять эту истину, и, более того, способных ощущать душевную сумятицу, не испытывая потребности в прописных рецептах морали и не признавая ничьего суда, ни божьего, ни человечьего. И, быть может, вынужденно пустившись в плавание без компаса, слабые начинают прибегать к насилию лишь потому, что их охватывает паника. Паника, порожденная тем, что на их глазах мир знакомых моральных ценностей растворяется за кормой так же неумолимо, как садится солнце. Мысль о том, что таит эта еще не исследованная страна человеческой души, заставила Билла вздрогнуть, и он ухватился за теплые звуки привычных условностей, подобно тому как ребенок хватается за материнскую юбку.
— Алло, доктор Суэйтс?.. Я звоню вам из квартиры сэра Невилла Нима… Боюсь, ему не очень хорошо…
Примечания
1
Перефразированная строка стихотворения Льюиса Кэрролла из «Алисы в стране чудес».
2
Хранилище золотого запаса США.
3
Искаженное латинское «et cetera» — «и так далее».
4
Британская контрразведка.
5
Всегда (франц.).
6
