В календарь была вложена тоненькая – листов двадцать – тетрадочка с Микки-Маусом на обложке.
– Что это такое, Степа?
Степан открыл тетрадочку на первой попавшейся странице.
Даты. Заглавные буквы, могущие означать все, что угодно. Циферки. Столбики. Значки доллара.
И почерк!.. Аккуратнейший, ровный, мелкий, как будто его обладатель работал не на стройке, а в научном институте.
Степан посмотрел на Белова. Белов посмотрел на Степана.
– Что это такое?
– Откуда я знаю!..
– Но… он же это… прятал. Зачем прятал?!
– Понятия не имею. Я не понимаю даже, что это такое, и тем более не понимаю, зачем это прятать!
– А тетрадь… точно его?
Степан оглянулся и посмотрел на пустой гвоздик, с которого он, ни о чем не подозревая, снял злополучный календарь.
– Это же его кровать? Точно?
– Точно его, – подтвердил Белов.
– Значит, и календарь его, и тетрадь тоже. Вряд ли кто-то станет держать собственные тайны над чужой кроватью.
Они помолчали. Степан испытывал острое желание засунуть тетрадку обратно под прозрачную ленточку, вернуть календарь на место, а еще лучше отправить в помойку вместе со всем остальным барахлом.
Вот черт. Сглазил. Только что думал, что ничего особенного – криминального! – не может быть у такого примитивного типа, как Володька Муркин! Впрочем, что криминального в тоненькой тетрадочке, тоже пока не ясно. Может, он карточные долги записывал?
– Дай посмотреть, – попросил Белов.
Степан отдал ему тетрадочку и, веером растопырив листы, потряс календарь, однако больше ничего из него не выпало.
– Странно, – сказал Белов довольно равнодушно, – похоже, какие-то денежные расчеты…
– Дураку ясно, что это денежные расчеты, – буркнул Степан. – Там кругом долларовые значки. Ты знаешь еще что-то, кроме денег, что измеряют в долларах?
– Может, он на бирже играл?
– Или был владельцем казино «Метрополь»?
– Степ, что ты злишься?
– А что ты несешь?!
– Ну придумай что-нибудь поумнее!
– Не могу, – сказал Степан устало. – Ничего я не могу придумать, ни умнее, ни глупее. Я вообще больше думать не могу.
– Кстати, может, это и не его тетрадь вовсе.
– Почему?
– А потому что видишь, какие суммы тут указаны? А мы у него не то что денег, мы даже сберкнижки не нашли!
– Может, искали плохо? – предположил Степан и с тоской оглядел стены, словно приготовляясь разобрать их по досочке. – Или убийца забрал?
– Типун тебе на язык, – рассердился Белов. – Какой еще убийца?
– Страшный, – ответил Степан коротко, – страшный и ужасный, как вся моя жизнь. Пошли, Эдик! Завтра придется все поиски сначала начать.
– Это еще зачем? – спросил Белов недовольно.
– Затем, что мы действительно не нашли ни сберкнижек, ни тайников, а деньги, судя по этой тетрадочке, к нему откуда-то поступали.
– Или от него куда-то поступали!
– Эдик, от него, если только мы оба имеем в виду одного и того же разнорабочего Муркина, никакие деньги никуда поступать не могли. Разве не ты в нашей конторе подписываешь ведомости на зарплату?!
– Ну и что? – спросил Белов запальчиво. – И из этого ты делаешь вывод, что его прикончили?
– Да, – сказал Степан неприятным голосом, – точно. Из этого я делаю вывод, что его прикончили.
Он повернул выключатель и вслед за Беловым шагнул из затхлого мрака вагончика прямо в теплые сиреневые апрельские сумерки, пахнущие клейкими листочками, свежей землей, молодым ветром.
Почему-то он заметил это только сейчас, когда никаких посторонних красот замечать не стоило, а нужно было напряженно размышлять над событиями, происходящими у него под носом. Ведь явно что-то
