– Завтра. – Барышев смерил ее взглядом и решительно заявил: – Я вас провожу.
– Ку… да? Куда… проводите?
– До машины.
…Ольга остановилась около своей машины, прислонилась к дверце. Барышев смотрел на нее сверху вниз – очень серьезный, такой близкий, такой далекий… Ольга отвела глаза.
– Мне пора, наверное…
– Наверное, – Барышев кивнул. – Но сперва я хотел бы внести ясность в один вопрос, Ольга Михайловна.
В какой, интересно? Впрочем, какая разница. Пусть вносит ясность в любые вопросы, только бы стоять с ним вот так рядом, близко, и никуда не уходить.
– Я хотел бы знать, какие у меня перспективы, учитывая, что мне не двадцать пять лет.
– По-моему, самые радужные, – Ольга заговорила быстро и уверенно. – Реклама только чуть-чуть подтолкнет ситуацию, а так у вас достаточно прочная репутация и…
– Вы живете одна?
Что? Что он спросил? Нет, это невозможно. У нее галлюцинации. Не мог Барышев такого сказать. И вообще – ему глубоко плевать, одна она живет или с кем-то.
– Ольга Михайловна! – Барышев наклонился ближе, заглянул ей в глаза. – Я спросил. Вы должны ответить. Или… как это называется… я задал некорректный вопрос?
– Я живу… с детьми. У меня их двое. Миша и Маша.
– И мужа на самом деле нет?
Ольга покачала головой.
– И не предвидится?
– Почему вы спрашиваете, Сергей Леонидович?
– Не хочу оказаться в глупом положении или… впустую потратить время.
Барышев взял у нее из рук ключи от машины, нажал кнопку. Машина весело пискнула. Он открыл дверь:
– Завтра поедем в аэропорт на моей машине. Водитель заедет за вами, если вы позвоните и скажете секретарю адрес. Садитесь, пожалуйста.
Ольга послушно села. Барышев посмотрел на нее сердито, насупился:
– Знаете, сначала вы совсем мне не понравились. Там, на стоянке. Я дико не люблю, когда на меня кричат. Так вот я должен сказать, что сейчас вы мне нравитесь. До свидания.
Захлопнул дверь и быстро пошел обратно, к офису.
В Новосибирске они пробыли двое суток.
Прямо с самолета Барышев повез Ольгу смотреть комбинат, потом они поехали в местную администрацию, и ей битый час рассказывали, как Сергей Леонидович поддерживает ее, администрации, социальные программы и как это прекрасно, что его комбинат обеспечит работой полторы тысячи человек. Они были в городской больнице, которой Барышев тоже, оказывается, помогал, закупал какое-то новомодное сложное оборудование, выпили коньяку с главврачом и отправились в художественную галерею, потому как мецената Барышева там уже ждали местные деятели искусства. Искусство, как выяснилось, он тоже без спонсорской помощи не оставил…
Сибирские деятели искусств оказались людьми в высшей степени хлебосольными, встреча с ними затянулась до глубокой ночи, и Ольга почти не помнила, как они вернулись в гостиницу. И очень себя зауважала, когда ей в восемь утра удалось совершенно самостоятельно, без посторонней помощи, спуститься в холл, где ее уже ждал Барышев – свежий, умытый, бодрый, будто и не выпивал вчера с художниками до четырех утра…
Ольга боялась, что программа на день будет такая же насыщенная, как и накануне, но Барышев сказал, что на сегодня у них только одна поездка – в академгородок. Но сначала – хорошая порция кофе.
После второй чашки кофе Ольга окончательно пришла в себя, голова перестала кружиться, только руки немножко дрожали.
– Смотрю, художники на вас произвели впечатление, – Барышев усмехнулся. – Но вы боец, Ольга Михайловна. С художниками наравне – это, знаете ли, не каждая женщина выдержит… Хотел сказать вам спасибо за то, что вы так хорошо подготовились, да еще за такой короткий срок. Вы профессионал.
– Я старалась, Сергей Леонидович.
– А с кем остались ваши дети?
– С моей подругой. Они ее обожают. А она – их. Кормит все время…
– Профессионал, боец, – Барышев смотрел, как она пьет кофе, двумя руками обхватив чашку. – И очень красивая женщина. Я от этого все время чувствую себя дураком.
Это хорошо. Просто прекрасно, что он чувствует себя дураком. Можно считать, что они тут на равных.
– Куда делся ваш муж?
А вот про мужа ей говорить совсем не хотелось. Муж остался в другой жизни, там ему и место.
– Это целая история, Сергей Леонидович.
– Расскажете?
– Это не слишком красивая история.
– Обойдемся без красоты.
– Только не сейчас, Сергей Леонидович, ладно? Я сейчас не хочу рассказывать… некрасивых историй.
Ни сейчас, ни потом – никогда.
– Расскажите лучше вы что-нибудь.
– Ладно. У меня тоже есть не слишком красивая история. Отец однажды меня уличил – я джинсы американские у фарцовщиков купил. Так он меня чуть в милицию не сдал, так был возмущен, что его сын водится с идеологическим противником! Он тогда кричал, что надо было меня посадить, чтобы впредь была наука.
Невероятно! Посадить?! Сына?! За джинсы?!
Он улыбнулся:
– Если бы он меня тогда посадил, я бы сейчас не строительством занимался, а нефтью торговал. Как все большие ребята.
Ольгу передернуло.
– Не стоит так шутить, Сергей Леонидович. Тюрьма – это ужасное место. Никакая нефть того не стоит. А… кто у вас отец? То есть вы говорили, что ученый…
– Кардиолог, очень известный. Академик. Дед был профессор. Тоже медик. Очень образованные, очень идейные, очень преданные своему делу люди. У нас такой скандал был, когда я решил поступать в строительный! Семейные ценности, преемственность, традиции.
– А почему вы решили… в строительный?
– Потому что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Чтобы состояться в медицине, мне нужно было или превзойти отца и деда, или въехать в рай у них на закорках. Понимаете? Мама тоже была очень известным врачом, по ее книжке по педиатрии до сих пор в институте студентов учат. А я был совершенно уверен, что мне их не догнать. Для этого нужно быть гением, а медицинского гения я в себе никогда не чувствовал. К тому же крови боюсь панически. Однажды рассек ладонь, так со страху чуть в обморок не упал. Шрам остался, хотя рассек так… по верхам.
Он протянул Ольге открытую ладонь. Поперек нее действительно тянулся тоненький белый шрам. Ольга взяла его руку, провела пальцами по ладони. Сидеть бы так до скончания века…
Но Барышев уже вскочил, ухватил Ольгу за руку покрепче и повел к выходу:
– Идемте, машина ждет. Хочу вас кое с кем познакомить. Не возражаете?
Конечно, она не возражала.
…Дом, стоявший среди сосен, выглядел неожиданно по-европейски. Будто они не в Сибири, а в какой- нибудь Швеции… Или Дании…
– Выходите, приехали!
– Кто здесь живет?
