– Да ты-то откуда знаешь, защитница?
– Как же мне не знать, я же столько документов пересмотрела, столько бумаг!.. Сергей Леонидович…
– Что Сергей Леонидович?
Барышев-младший стоял в дверях, улыбался. Старший изобразил отцовский гнев:
– Подслушивал?! Никто не говорил тебе, Сергей Леонидович, что подслушивать нехорошо?! Мало тебя в детстве лупили!
– Меня вообще не лупили, потому что уважали мою свободу и право личности на самоопределение!
Барышев-старший сдернул у сына с плеча полотенце, шлепнул пониже спины:
– Лучше бы лупили. А защитницу ты себе хорошую нашел! Что там кофий-то? Готов?
– Ну, давай, рассказывай! Что у тебя с Барывшевым? – потребовала Надежда.
Они медленно шли по бульвару. Дети с визгом унеслись вперед. Было воскресенье. Теплый, почти летний день. С утра они ездили в кино, потом пошли покупать Машке туфли на весну и теперь двигались в сторону Тверской. Про Барышева и речи не было.
– Надь! Отстань!
– И не подумаю! Выкладывай!
А что выкладывать-то? Ольга и сама не понимала, что у нее с Барышевым. После того, как они прилетели из Новосибирска, Сергей исчез на неделю. Потом позвонил. Ольга примчалась в «Строймастер», но оказалось, что это совершенно формальная встреча. Барышев посмотрел макеты, извинился и уехал в министерство. С тех пор прошло четыре дня, а от него – ни слуху ни духу.
– Я не знаю, Надь… Просто не знаю… Не понимаю ничего…
– Поесть тебе надо, вот что! – заявила подруга.
– Я не хочу.
– Ты никогда не хочешь, зато я все время хочу. Я вчера в таком потрясном месте была, чокнуться можно! В этом… в рыбаке… нет, в старике… господи, ну как же это слово-то!
– В «Старике и старухе»?
– Да нет, ну что ты, ей-богу! В старике… а дальше слово такое… из трех букв!
Господи, что еще за слово из трех букв?!
– В «Старике Цао», вот где! – вспомнила Надежда. – Между прочим, с Дмитрием Эдуардовичем.
С Димкой? В ресторане?
– Надежда-а! Я же тебя предупреждала! Он у нас… плейбой известный. Девушки налево и направо падают и сами собой в штабеля укладываются.
Но Надежду репутация Грозовского, кажется, ничуть не волновала.
– Да и пусть себе падают! Мне-то что? А поесть тебе надо, Оль. Вон, зеленая вся!
– Да не могу я есть! Надь, его три дня нет… и я… Нет, я с ума совсем сошла!
– Погоди. Кого нет-то? – Надежда наморщила лоб. – Сергея твоего?
– Да никакой он не мой! Он чужой. Он с красавицей был, когда мы познакомились! Надя, я такая дура! Я себе всякого намечтала… А теперь… Надя! Ну что ты молчишь-то! Ну скажи что-нибудь уже!
– Я просто обязана ее купить! – сообщила Надежда, не отрывая глаз от витрины. В витрине красовалась огромная, ростом с пятилетнего ребенка, корова – белая, в черных пятнышках… Подруга уставилась на корову как завороженная, ладонь к сердцу прижала.
Ольга дернула Надежду за руку:
– Нет. Только не это. Пошли. Сейчас же.
Но Надежда стояла как вкопанная, умильно взирая на корову. Сдвинуть ее с места можно было только тягачом.
– Надя! Я тебя умоляю! Ты их каждый день покупаешь, зверей этих! Хватит, остановись!
Надежда по-прежнему смотрела только на корову.
– Но она же такая… Оль, ну ты сама погляди…
– Не хочу я на твою корову смотреть! Ну, хочешь, пойдем есть, только корову не покупай!
Разумеется, корову Надежда все-таки купила. Потом они пошли обедать. За обедом Надежда поучала Ольгу:
– Ты не кисни. Ты лучше позвони Барышеву своему, пригласи его куда-нибудь.
Ну конечно. Вот так вот просто. Сейчас она позвонит Барышеву и давай его куда-нибудь приглашать.
– Сидишь, страдаешь, а он ни сном ни духом! – не унималась Надежда.
– Надь! Ну ты пойми! Ну не могу я навязываться!
– Здрасссти! Навязываться! Он тебе сказал, что ты ему нравишься? Сказал! С отцом познакомил? Познакомил! Насчет мужа выяснял? Выяснял! И насчет этих своих… перспектив!
– Может, он не в том смысле… – вздохнула Ольга.
Надежда посмотрела на подругу как на умалишенную. Что значит – не в том смысле? А в каком еще смысле можно с отцом знакомить и про мужа выспрашивать?
– Знаешь, вот в сексуальном гороскопе написано…
– Да ну тебя с твоим гороскопом!.. У нас ничего не было! Он меня за руку два раза держал, и все! Мы даже по большой пьянке ни разу не целовались! По-твоему, когда женщина нравится, себя так ведут?
Надежда задумалась, но вместо того, чтобы объяснить Ольге, как себя ведут с понравившейся женщиной, сказала:
– Все-таки я думаю, девица на приеме – это его сестра. Или дочь. Как в сериале.
Ольга чуть не разревелась:
– Надь! А Надь! Ну ты мне подруга или кто?!
– Да уж не «или кто»!
– Надь, ну скажи мне, что я дура, а?
– Зачем? – осведомилась Надежда.
Господи, что ж за мучение!
– У меня двое детей, бизнес, уголовное прошлое, а я все время думаю о каком-то… зачем-то… все мечтаю я…
– Нет у тебя никакого уголовного прошлого, – отрезала подруга Кудряшова. – А ты – дура!
Ольга согласно кивнула.
– Барышев твой сейчас где? Небось в Сибирь улетел?
Ольга снова кивнула.
– Как только он вернется, позвони ему, напросись на встречу, – учила Надежда.
– Как?! У меня даже предлога нет!
– Придумай предлог. Ты женщина или кто?
– Я женщина, мать двоих детей. И еще я работница месяца. Ударница. И влюбилась по уши. В самого Сергея Барышева.
Надежда с самым невозмутимым видом кивнула:
– Ага. Повезло тебе. Если бы ты в президента США влюбилась – все было бы сложнее. Он мужчина женатый.
…Ольга сидела в гостиной, щелкая выключателем торшера – дурацкая привычка, еще с детства. Щелк. Свет загорается. Щелк. Темнота. Щелк. Снова светло. Как будто это маяк, как будто она дает сигнал далекому кораблю, указывает путь…
Но никакой она не маяк, конечно. И ничего она никому не указывает. Дурища она распоследняя. Ей бы выспаться, завтра дел по горло, а она вот сидит… щелкает…
Ольга вытащила из кармана визитку Барышева с номером мобильного. На черта ей визитка? Она этот номер давно наизусть выучила. И захочешь – не забудешь теперь. Может, правда придумать какой-нибудь предлог? Или не придумывать ничего. Просто позвонить. Разговор просто так… Здравствуйте. Это Ольга Громова. Я звоню вам просто так, поговорить… Глупость какая! С другой стороны, врать и предлоги придумывать – еще хуже. Совсем уж детский сад.
Ольга прошлась по комнате, покрутилась перед зеркалом, снова уселась на диван.
