– Я не собирался никого убивать! Тем более Димку! За что мне его убивать?! Но, черт подери, я ничего и никому не могу объяснить, и все из-за этих проклятых обмороков! Все в конторе знают, что я… что у меня… Что я в последнее время… того!..
– Илья, никогда в жизни я не слышала, чтобы кто-то кого-то убил в бессознательном состоянии. Так бывает только в кино! Когда нужно для сюжета. Во сколько приедет твой одноклассник? Как его? Витек?
– Игорек. Никоненко.
– Во сколько он вернется?
Илья Решетников глянул на часы.
– Сказал, что к пяти.
– Значит, до пяти мы должны найти убийцу, – заключила Анфиса. – Правильно я понимаю? Ну, разумеется, в том случае, если не ты убил.
– Да не знаю я! Я ж тебе говорю – в бессознанке был!
– Я училась в мединституте, – объявила Анфиса громко, – и я тебе ответственно заявляю – твое состояние по симптоматике на сомнамбулизм или лунатизм не похоже.
– Чего ты говоришь?!
– Я говорю, что ты мне должен объяснить, какие дела у тебя были с замом. Только и всего.
Илья Решетников некоторое время посидел, словно не в силах поверить в такую женскую наглость, потом покрутил головой и фыркнул. Анфиса подошла к двери в приемную и широко ее распахнула.
Мужики, толпившиеся возле Раисиного стола, все, как по команде, обернулись. Лица у них были скорбные, будто на подбор.
– Зрасти, – пробормотал вежливый Гена, завидев Анфису, повернулся и дернул бровью, словно призывая своих оценить барышню, которая посетила шефа в столь… неоднозначное время.
– Здрасти, – ответила Анфиса и обернулась к Илье: – Как зовут твою секретаршу, я забыла?
Он выбрался из-за стола и подошел к ней.
– Раиса.
Увидев его, мужики потупили глаза и насупили брови, как будто выносили гроб с покойником.
– Дорогая Раиса, – провозгласила Анфиса Коржикова, – я хочу кофе с сахаром и взбитыми сливками. Кофе нужно сварить, а не насыпать из банки. Поэтому вы сейчас же пойдете в магазин и купите его. Там же вы купите сливки. В баллончике. Они не очень, но выбора у нас нет, до приезда майора Никоненко осталось очень мало времени. – По приемной что-то прошелестело, словно ветер прошел, но никакого ветра не было. – Все остальные маршируют в комнату отдыха, сидят там и ждут, пока Илья… как тебя по отчеству?
– Сергеевич.
– Пока Илья Сергеевич их не позовет. У вас есть комната отдыха?
– Есть, – вылупив накрашенные сверх меры глаза, отрапортовала Раиса, – все есть!
– А вы по дороге в магазин возьмете у охранника список сотрудников, которые оставались на территории после десяти часов. И номера всех машин, которые въезжали и выезжали, поняли, дорогая Раиса?
– Все, все поняла!
– Отлично. Тогда вперед.
Анфиса, чувствуя себя бабушкой Марфой Васильевной, захлопнула дверь в приемную, повернулась и оказалась нос к носу с подозреваемым в убийстве.
– Ты чего? – спросил он. – Ты чего делаешь, а?
Анфиса прошлась по комнате, прикидывая куда бы сесть, и выбрала диван.
На диване тоже валялись какие-то бумаги. Некоторые старые и желтые, а другие новые и белые. Еще лежали чей-то бушлат и пустая пластмассовая бутылка из-под боржоми.
Бутылку Анфиса взяла двумя пальцами и отнесла в корзину для бумаг, а бушлат положила на стул сэра Квентина. Потом уселась и придирчиво посмотрела по сторонам.
Ее обустройство Анфисе, видимо, не очень понравилось, потому что она встала, чуть-чуть наморщила нос, соображая, вытянула из принтера пару листов чистой бумаги, а из настольного прибора ручку, взяла с подоконника какой-то толстый автомобильный журнал и уселась капитально.
Илья Решетников следил за ней глазами.
– Значит, первый вопрос. Скажи мне, кому мог мешать твой Дима Ершов? Только подумай хорошенько, что ты про него знаешь. У нас времени мало, и мы не можем по двадцать раз обсуждать один и тот же вопрос.
Илья кинул на пол бушлат, сел за стол и спросил с интересом:
– У нас расследование?
– Ну да.
– И ты его ведешь?
– Ну да.
