– Ты… ты кто?! Урод! Ты… пусти, я пойду!..
– Ты сейчас не пойдешь, а поедешь. На Петровку, 38, знаешь адресок? Я же говорю тебе, что у меня связи! У тебя в академических кругах, а у меня… вокруг Петровки. Все свои. Так что можешь запевать.
– Что… запевать?
– Строевые песни.
Тут вдруг Валентин Певцов неожиданно взял себя в руки. То есть на несколько секунд отогнал от себя ужас.
– А ты все равно ничего не докажешь, мент позорный! Слышишь, ты, урод, блин!..
Латышев Юрий пожал плечами и неожиданно подмигнул Мике.
– Да зачем мне доказывать-то? Мне не надо. – Он прикурил и посмотрел на свою сигарету. – Ты зря старался, папку ей подсовывал, а потом ее в контейнер положил! Зачем?! Для отпечатков, что ли? Да кому нужны ее отпечатки?! По ней за версту видно, что она к контрабанде никакого отношения не имеет, у нее ни связей, ничего! Зря старался. Так доказательства не фабрикуют. И доказывать мне ничего не надо! Тебя на Петровку отвезут, показания снимут, и гуляй себе. Только далеко ты без бриллиантов уйдешь?
Певцов переменился в лице.
– Вот именно, – похвалил его догадливость Юра. – Так оно и есть. А камушки мы вынули, конечно. И не вздумай на меня кидаться, я же не идиот и в кармане их не ношу! Так что…
Он затянулся. На то, что еще пять минут назад было лицом Валентина Певцова, было жалко смотреть.
– Марина, вы записали разговор?
Мика кивнула и выложила на стол узкий диктофончик, наспех купленный в большом магазине на Триумфальной.
– Вот и хорошо. – Юра поднялся. – И как это тебе в голову пришло в контрабандисты податься, мужик! Ты же… администратор! В научном институте! Какой из тебя контрабандист?! Да еще бабу втянул! Тьфу!
Он кивнул двум молодым мужчинам, сидевшим в отдалении, и они сразу встали и направились к ним.
– Ну пока, – попрощался Юра. – В следующий раз, если жив будешь, мужик, головой думай!
Он вытащил Мику с ее места, повел к выходу.
Она шла и все время оглядывалась.
Анфиса вылезла из машины и немного постояла, приходя в себя. Она всегда сильно уставала к вечеру, а сегодня день на самом деле выдался нелегкий.
Анфиса, которая обожала свои «детективные истории», на этот раз еле дотянула до дома. И чувство ответственности угнетало ее ужасно.
Никогда раньше «детективы» не имели лично к ней никакого отношения, и она решительно не знала, что нужно делать, когда они вдруг стали иметь!
На улице было свежо – в пиджаке она быстро замерзла, а доставать из машины дубленку ей не хотелось. Деревья шумели высоко-высоко, и в воздухе чувствовалась уже не просто весна, а предчувствие лета, ожидание тепла и света, которое нелегко дается всем жителям так называемой средней полосы. Под каблуком чуть поскрипывали мокрые иголки, и туфля проваливалась в них, и тонула, как в подушке.
– Зачем я во все это влезла? – спросила она себя негромко и сразу застыдилась.
В конце концов, не происходило ничего такого, из-за чего можно было вести себя как барышне, выражаясь бабушкиными словами. А если и происходило, такое поведение все равно считалось «недостойным».
Сейчас она пойдет в дом, поднимется на широкое и чистое крыльцо, простучит каблуками по плитке, и бабушка услышит, и позовет ее, и она пойдет на зов, и все-все ей расскажет, а та будет слушать и отпускать язвительные замечания.
Как хорошо, что у нее есть бабушка, и никто ей больше не нужен и не будет нужен никогда!
Анфиса всхлипнула, утерла рукавом мокрый нос, как сельская дурочка, уличенная в воровстве огурцов, и побрела по дорожке к дому.
Идти было неблизко. Бабушка всегда повторяла, что терпеть не может, когда с «проезжей дороги каждый-всякий проходимец» рассматривает ее владения, и потому дом стоял в глубине участка, так чтобы уж ни один проходимец ничего рассмотреть не смог.
Анфиса шла, каблучки цокали. Ветер стих, и сосны тоже моментально притихли. Фонари еще не зажгли, усадьба была сумеречной и очень романтичной.
Она дошла почти до крыльца и остановилась как вкопанная.
На лавочке под нераспустившимся жасмином сидел Юра в джинсовом комбинезоне и читал… глянцевый дамский журнал.
– Здравствуй… те, – пробормотала непомерно удивленная Анфиса.
Юра поднял голову, обнаружил Анфису перед самым своим носом и неловко вскочил, неловко скатал журнал в трубку и неловко же засунул его за спину, как подросток свою первую сигарету при виде грозного родителя.
– Здрасти, – пробормотал он и сделал за спиной движение рукой, будто собирался зашвырнуть журнал в кусты. – Я не слышал, как ты подъехала, – после всех этих маневров сказал он и посмотрел поверх ее головы. – Я бы гараж открыл. То есть вы подъехали.
