Нужно их опередить или придумать что-то такое, что отвело бы от него все подозрения – раз и навсегда. Кажется, в кино это называется «алиби».
Три дня он ждал звонка, потом позвонил сам. Мобильный не отвечал, к домашнему никто не подходил. Рабочего он не знал.
Подозрения, одно хуже другого, вдруг заняли все свободное место в его голове и стали грызть висок и лоб, и от этих подозрений и страха Сизова как будто все время выворачивало наизнанку. Он ловил свое отражение во всех полированных поверхностях, чтобы убедиться, что у него все на месте – лицо, шея, руки.
Приехал Троепольский, и Сизов полдня прятался от него, потому что, в отличие от всех полированных поверхностей, вместе взятых, шеф моментально «отразил» бы вывернутого наизнанку Сизова.
На собрании он сидел далеко, смотрел в монитор лэп-топа, усмехался загадочно, это всегда помогало. И даже специально вылез с какими-то умными вопросами, чтобы отвлечь шефа от себя.
Потом Троепольский велел ему зайти, и он совсем упал духом, но что-то случилось – Полина осталась в Федькином кабинете, а шеф побежал куда-то, потом вернулся и потребовал у нее ключи от машины, и она побежала за ключами, и невиданная собака затявкала тоненьким гнусным голосом, и Марат предложил громко:
– Давай я тебя отвезу!
Но Троепольский только отмахнулся.
Объяснение откладывалось, и Сизов был рад передышке.
Нужно было что-то придумать, а он не мог. Ничего не придумывалось.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, – честно ответил Троепольский, очень стараясь не пялить на нее глаза, так она была красива. Гораздо красивее, чем положено быть обыкновенному человеку.
Кажется, она рассердилась и не поверила ему.
Ноздри раздулись, и тонкие бледные аристократические пальцы стиснули кофейную ложечку. Троепольский отвернулся и посмотрел на официантку в синем переднике. Официантка была замученной и очень молоденькой и бегло ему улыбнулась.
– Что-нибудь еще?
– Пока нет, спасибо.
– Как вы можете не знать! – шепотом воскликнула Федина племянница, переждав официантку. – Его убили… из-за работы!
– Почему из-за работы?
– Потому что он больше ничем не занимался! Он только и делал, что ходил на работу!
– Лера, – сказал он, чуть споткнувшись на ее имени, – на нашей работе нет ничего такого, из-за чего можно было бы убить. По крайней мере, я ни о чем таком не знаю.
– Вы не знаете, а Федю убили!
– Да, – согласился Троепольский.
– А милиция? К вам приходила милиция?
– Я провел в камере последние три дня, – сообщил Троепольский. – Милиция как раз уверена, что вашего дядю прикончил я.
– Вы?!
– Я его нашел. В этом все дело. Я их вызвал. Они приехали и… арестовали меня.
– Ужас какой, – пробормотала Лера. – А это… правда не вы?
Он глянул ей в лицо, а потом опять по сторонам, чтобы чуть успокоиться.
– Это не я, – сказал он наконец. – И я правда не знаю, кто мог это сделать, но я обещаю вам, что найду его.
Она смотрела на него с таким страхом, что он вдруг заподозрил неладное.
– А вы? Не знаете, кто его убил?
– Нет! – крикнула она все тем же придушенным шепотом. – Я знаю, что из-за работы! И… и все!
– Он говорил вам что-то?..
– Он никогда и ничего не говорил про работу! – перебила она его. – Он только говорил, что вы гений, и все.
– Это нам и так известно, – пробормотал он, и племянница улыбнулась, став примерно раз в сто пятьдесят краше. А может, в сто восемьдесят семь.
«Что же теперь делать-то, – жалостливо подумал Троепольский. – Как теперь быть?!»
– И маму не слушайте, – попросила она, шмыгнула носом и вытянула из-под чашки салфетку. В этом движении было что-то очень трогательное, детское, непосредственное. Он полез в карман и достал носовой платок. Лера взяла платок и потерла нос. – Маму нельзя слушать. Она у нас… неприспособленная. Она всегда такая была, на Федю только надеялась, а теперь не на кого надеяться.
– Конечно, мы поможем, – неожиданно для себя пообещал Троепольский, – вы маме передайте, чтобы она не убивалась из-за похорон и всего остального.
