несправедливость жизни, и какая-то дура выскочила из предполагаемой Фединой квартиры и…
Она сказала, что здесь никакой Федя отродясь не проживал, а всем сегодня надо Федю. Всем – это кому?! Кому?! Значит, в тот день в эту квартиру ломился еще кто-то, кому нужен был Греков, иначе дура не сказала бы, что всем сегодня Федю подавай!
И он об этом забыл! Забыл и только сейчас вспомнил.
Он выскочил из кресла, выхватил из угла портфель, топая, промчался по коридору мимо ошарашенной Шарон и захлопнул за собой массивную железную дверь.
На чем он сейчас поедет, черт побери все на свете?! Давно надо было купить машину!
Гуччи выскочил первым, попал в лужу, горестно взвизгнул, метнулся обратно и затрясся у самой Полининой дверцы.
– Бедный мой, – привычно произнесла Полина, выбираясь из машины, – не надо было тебя отпускать!
Гуччи был вполне согласен с тем, что он бедный, и еще с тем, что Полине вовсе не следовало его отпускать. Он был бы счастлив, если бы ему удалось провести остаток жизни у нее на руках и скончаться там же.
– Пошли, пошли, мой хороший.
Мокрые голые лапки замолотили в воздухе, мордочка приблизилась, выпученные укоризненные глаза показались особенно выпученными и укоризненными.
– Полька!
От окрика она сильно вздрогнула, так что чуть не уронила своего драгоценного – теперь она часто беспричинно вздрагивала, – и поправила на носу темные очки, закрывавшие физиономию от уха до уха.
– Привет. Не сдала еще зверя на живодерню?
– Нет.
– Ты чего? – весело удивился Марат. – Обиделась, что ли?
– Я не обиделась.
– Да это шутка такая! – И он вознамерился было сделать Гуччи «козу», но тот внезапно ощерился, выкатил глаза еще больше и тяпнул Байсарова за палец.
– Черт!
Так тебе и надо, злорадно подумала Полина.
– Поганец какой! Еще кусается! Полька, он у тебя бешеный!
– Сам ты бешеный.
– Точно бешеный! Чего он меня укусил?!
– А что ты к нему лезешь?
– Я не лезу!
– Дай я посмотрю, – миролюбиво сказала Полина и поглубже засунула Гуччи под мышку, чтобы избежать повторных недоразумений.
– Да чего там смотреть!
– Кровь идет?
– Идет, – пробормотал Марат расстроенно и снова уставился на свой палец.
Полина тоже посмотрела. Кровь не то чтобы не шла, но даже и не показалась. Синяк будет, пожалуй. Или что-то вроде глубокой царапины от Гуччиных зубов.
– Да он тебе даже кожу не прокусил!
– А тебе что, надо, чтобы прокусил?! Я и так весь израненный, черт побери!
Полина посмотрела – и вправду «израненный». Три длинных пореза, неровных и глубоких на руке.
Полине вдруг стало холодно, и она внимательно и серьезно посмотрела Байсарову в лицо.
– Где это ты так… порезался?
– Да нигде! Это у моей подруги кошка.
– А к ней ты зачем приставал?
– К кому? – хмуро уточнил Марат. – К подруге или к кошке?
Порезы не были похожи на кошачьи царапины – слишком глубоки и… серьезны. Вчера у него не было никаких порезов, точно.
Такие порезы вполне можно получить, если ударить в лицо человека в очках и осколки разрежут кожу.
Человек в очках – это Полина Светлова. Вчера она была в очках, от которых ничего не осталось, только изогнутый пластмассовый остов, похожий на скелет.
– От вас, от баб, с ума сойдешь, – расстроенно пробормотал Марат, все рассматривая свой палец, – кошки, собаки, дети, блин!..
– Это точно, – согласилась Полина.
