– Ты что?.. Видела меня?
Полина покачала головой:
– Не видела.
– Тогда с чего ты взяла?..
– Я нашла твой карандаш.
Он помолчал и странно повел шеей.
– Какой карандаш?
– Твой. Только у тебя в конторе такие.
Полина протянула руку – он дернулся, как будто она прицелилась в него из пистолета, – и достала у него из-за уха простой карандашик, не слишком длинный, шершавый на ощупь. Стильный, как определила Полина. Наверное, карандашик придумал кто-то талантливый и легкий, вроде Троепольского.
– В моей сумке лежит точно такой же. Я забрала его со стола Вани Трапезникова. Зачем ты смотрел макет в «большой комнате»? Почему не у себя?
– Сволочь, – отчетливо и тихо выговорил Саша Белошеев. – Троепольскому стукнула уже?
Полина смотрела на него и молчала.
– Так, – заключил Саша, поставил на мраморную столешницу свои чашки, вынул у нее из рук кружку и со стуком поставил ее туда же. Дотянувшись правой рукой, он защелкнул блестящую штучку на двери общего сортира, а левой взял Полину за шею. Пальцы были влажными и странно мягкими, словно Саша Белошеев никогда и ничего не делал руками. Мягкие пальцы медленно сжались на ее горле, и она стала вырываться. Только сейчас стала, потому что до последней секунды не верила в происходящее.
Нет, верила, но как-то не по-настоящему. Ей все казалось, что это происходит не с ней и не с Сашкой – тем самым, с которым они сто раз пили кофе, ругались из-за макетов, который помогал ей заводить ее «колымагу», подвозил домой, однажды даже остался у нее, потому что поздно было ехать из ее Кузьминок в его Северное Бутово, и благородно продрых всю ночь на неудобном диване, а утром жарил яичницу в крохотной хрущевской кухне!
– Сука, – равнодушно сказал этот самый Сашка и, дернув, разметал ее руки. – Троепольский знает или нет?!
Мягкие пальцы приналегли на ее горло, сдавили, словно канатом, и ей вдруг моментально стало нечем дышать. Канат, сдавивший ее горло неумолимо и равнодушно, будет душить ее до конца, до той самой секунды, когда в Полинином горле больше не останется ни капли воздуха, ни одной самой маленькой капли, и легкие взорвутся внутри, и из горла полезет кровавая каша – ее собственные внутренности.
В глазах поплыло. Полина Светлова захрипела и стала дергаться – как в кино про убийц и их жертв.
– Твою мать, – сказал Саша спокойно, перехватил другой рукой дергающиеся Полинины руки, развернул ее, отпустил руки и сильно ударил по шее.
Полина согнулась над раковиной. В ушах зазвенело, а потом их будто забило ватой. Что-то дзинькнуло далеко внизу, и она заторможенно подумала, что это свалились ее очки.
Он опять схватил ее руки.
– Давай, давай, сука!..
И он сунул ее головой в раковину, почему-то наполненную мыльной водой, и стал топить.
Он отпустил ее горло, которое хотело только одного – дышать, а дышать водой Полина Светлова не умела, поэтому она моментально захлебнулась горячей мыльной пеной, которая ринулась внутрь и все там залила.
Полина дергалась и сопротивлялась, но он крепко держал ее руки, а потом ударил ногой под коленку так, что она не устояла, и навалилась грудью на мраморный умывальник, и нырнула еще глубже, и прямо перед ее расширенными остановившимися глазами оказалась золоченая пробка, над которой крутилась чаинка.
«Последнее, что я увижу здесь, на этой стороне, – это раковину нашего общего сортира, которым так гордился Троепольский. И больше ничего. Это будет последнее, на самом деле».
И тут ее коллега Саша Белошеев выдернул ее из раковины и прижал щекой к мрамору. Изо рта у нее лилась вода, и он брезгливо отстранился и посмотрел на свои брюки – не залила ли.
– Троепольскому сказала?
Она помотала головой, потому что вдруг сообразила, что он у нее о чем-то спрашивает.
– И про карандаш не сказала?
Она не могла дышать, и ноги как будто все время подламывались, и она в конце концов поняла – это потому, что он методично бьет ее под колени ногами.
– Про карандаш сказала?!
Она опять затрясла головой.
– Молодец, – похвалил ее Саша. – Стукнешь кому, я тебя убью. Поняла?
Полину била дрожь – такая страшная дрожь, что ее зубы громко и отчетливо стучали на весь общий сортир.
– Нет, ты мне словами скажи, дорогая. Ты меня поняла или нет?
– А-а, – прохрипела Полина.
– Словами, сука! Поняла?!
