себя оттолкнуть, и вцепился Полине в горло.
Произошло короткое движение, кресло загрохотало, Троепольский выбрался из-за стола, залаяла собака, и Саша вдруг вскрикнул:
– Ч-черт!
Он тряс изо всех сил рукой, на которой висела вцепившаяся мертвой хваткой экзотическая собака Гуччи, а другой пытался душить Полину. Та хрипела и вырывалась. Сизов подскочил и коротко двинул Сашу в челюсть. Тот охнул, отступил и привалился к стене.
– Полька, забери свою собаку!..
– Отпусти ее, придурок!
– Фу, Гуччи!
– Да заберите вы эту тварь!
– Гуччи, отстань от него!
Полина кашляла, и держала себя за горло, и мотала головой – черные волосы, вывалившиеся из-под заколки, взлетали вокруг бледных с зеленью щек.
Троепольский обнял ее за плечи, усадил в кресло и тут же отошел – он все еще не мог ее простить. Она так его обманула!
Сизов встряхнул Белошеева, как мешок с картошкой, плюхнул его в кресло и брезгливо отряхнул руки. Собака Гуччи тряслась на полу и заливисто лаяла, трясла ушами, забегала с разных сторон и все норовила тяпнуть Сашу за какое-нибудь место, поуязвимей. Тот брыкал ногами и извивался как уж.
– Это он тебя… бил? – спросил Троепольский, морщась.
Полина все терла свое горло и только кивнула.
– А мне ты опять ничего не сказала? – Потом он спросил: – Почему? Почему, черт тебя побери?!
– Я не могла.
– Почему?! Не могла она! Ты утащила у меня из квартиры договор, а потом врала мне и про этого придурка ничего не сказала – почему?!
– Потому что я думала, что Гришка… с ним заодно!
– С ума сошла, – пробормотал Сизов.
– Федя в последнее время с тобой часто ссорился, и я думала, что из-за… этого… Из-за Сашки.
– Нет, – ответил Сизов. – Не из-за Сашки. Вот, черт возьми!
– А про Сашу ты откуда узнала? – Троепольский вернулся за стол, ему было противно. – Федька сказал?
Полина горестно кивнула:
– Он давно подозревал. Несколько месяцев уже. Это Федя понаписал на всех договорах «Смерть врагам». Левой рукой. Из соображений конспирации.
– Я не убивал его! – завизжал Саша. – Не убивал! Я только хотел… Я забрал макет и все! Я знал, что он меня подозревает, потому что он работал с макетом!
– Сволочь ты последняя, – сказал Троепольский угрюмо. – Неужели ты думал, что сможешь просто так меня… обокрасть?!
– Да! – крикнул Саша, взялся руками за волосы и сильно их дернул. – Да! Потому что ты ничтожество! Никто! Нуль! Дутая величина! Я тебя ненавижу, ненавижу!
– Да пошел ты!..
– Федя как-то сказал, что у нас в конторе кто-то ведет двойную игру. – Полина прикрыла глаза и сразу же открыла, чтобы все не подумали, что она набивается на жалость. – Его это веселило. Он чувствовал себя детективом. Он сразу знал, что это ты, Саша, только доказательств у него никаких не было. Он собирал все бумаги, которые имели отношение к Уралмашу, и писал на них: «Смерть врагам».
– Пугал, что ли? – спросил Сизов.
– Ты же знаешь Федьку! – задумчиво произнес Троепольский. – Шалил скорее, а не пугал. Такие игры ему нравились, придурку. Он бы собрал доказательства и тогда пришел ко мне гордым победителем с этим, – кивок в сторону Саши, – в одной руке и бутылкой водки в другой. Чтобы мы запили наши потери. Разве не так?
Сизов сосредоточенно кивнул.
Все помолчали, а потом Троепольский осведомился, не глядя на Полину:
– Это он тебя бил?
– Да.
– Как ты узнала? Или ты с самого начала знала, только мне врала все время?
– Нет, Арсений. Я не знала. Я догадалась, когда нашла карандаш на столе Вани Трапезникова, за которым Сашка тогда сидел и смотрел макет.
– Какой карандаш?!
– Простой. У нас в конторе только одни человек пишет исключительно карандашами. Саша Белошеев. А наутро у него все костяшки были в ссадинах. – Полина сжала руку и показала костяшки. – Но он сказал, что убьет меня, если я… скажу тебе. И я побоялась.
