Говорить было нечего, и она побежала вниз по широкой мраморной лестнице, касаясь рукой в старенькой перчатке отполированных перил с чугунными завитушками.
Олег немного постоял на пороге, а потом с грохотом захлопнул дверь.
Вот так правильно, подумал он вяло. Вот так и должно быть. Эта женщина мне не подходит. С ней все будет слишком всерьез,
Кажется, было что-то еще, из-за чего она ему не подходит, или не было?..
Значит, так. Я не могу себе позволить ничего такого, потому что у меня… у меня… работа. Ну да, вот же еще и работа! А что у нас шло пунктом первым?
Кажется, тоже работа.
Он стоял у двери и слушал. Ничего не слышал, конечно, три слоя бронированного железа отделяли его от широкой мраморной лестницы, по которой неслась Ника, убегая от него.
Глупо было стоять под дверью, и он пошел в столовую. По дороге он все никак не мог сообразить, столовая – это налево или направо, а потом сообразил.
Столовая, громадная и пустынная, как Море Дождей на Луне, показалась ему самым холодным местом на свете. Топить, что ли, перестали?.. Он дошел до эркера, в котором стоял белый рояль, а рядом на Новый год всегда наряжали елку, пощупал огненные батареи, повернул обратно и дошел до пузатого буфета, который однажды добыл для него Василий Дмитриевич. Помнится, они оба еще очень гордились этим буфетом! Маятник качался в громадных напольных часах, взблескивал отраженным светом, и была в этом взблескивающем свете вселенская тоска и пустота, куда там Морю Дождей!
Что-то попалось ему на глаза, за что вдруг зацепилось сознание, но он не понял, что это такое.
Он насторожился, поискал глазами и вдруг увидел.
На уголке стола был организован натюрмортик. Запотевшая бутылка водки, две стопки, два соленых крепеньких огурца на хрустальном блюдечке, два толстенных ломтя черного хлеба, а сверху по куску отливающего в розовое сала, и еще синий лук колечками, приваленный к каждому куску хлеба.
Олег подошел и стал разглядывать натюрмортик. И вдруг улыбнулся растерянно. Она все поняла, хотела его подбодрить и как-то рассмешить, что ли, и дать ему понять, что все это не всерьез – кто же ест лук с салом на романтическом свидании?! Уже Олег-то Никонов не ест вообще никогда, не то что на свидании!
И пока в ванной он разговаривал с богом, она соорудила все это – для него. Чтобы утешить.
Нельзя швыряться тем, чем тебя собираются наградить, подумалось ему. Нельзя кричать – заберите у меня награду, с ней слишком много возни, и вообще страшно, я и без нее как-нибудь управлюсь, ведь управлялся до сих пор!..
Он взял увесистый бутерброд с тарелки, откусил и зажмурился от счастья – так было вкусно.
Может, еще не поздно? Может, вернуть ее?!
Ну да, да!.. Он сейчас позвонит Гене, и они поедут к ней, она его прогонит, конечно, но он умеет убеждать. Он убедит ее, привезет обратно, в это самое Море Дождей, самое пустынное место на свете, и они что-нибудь придумают. Не век же им поодиночке пропадать!
Или Гена здесь ни при чем?! Или все нужно делать самому?!
И тут ему на голову обрушился дверной звонок. Олег Петрович выронил бутерброд, помчался и распахнул дверь.
– Ну вот что, – сказала Ника. – Я вернулась, чтобы ты понял, что со мной так обращаться нельзя!
Глаза у нее горели, она сказочно, неправдоподобно похорошела, и Олег вдруг подумал, что в квартиру к нему ворвалась девчонка, а вовсе не Вероника Башилова, музейный работник и мать поганца, втянувшего Олега Петровича во всю эту историю!
– Нельзя! – крикнула она и сверкнула глазами, как ведьма. – Может, у меня сапоги какие-то не такие, – и она показала руками, какие именно не такие, – но я человек! И ты не смеешь издеваться надо мной!
– Я не издеваюсь, – пробормотал Олег Петрович испуганно, рассматривая ее. – Я хотел за тобой ехать. Гене хотел звонить…
– Поди ты со своим Геной! – Она влетела в холл и захлопнула за собой дверь с такой силой, что по всему дому прошел грохот и осел где-то на первом этаже, у охранников. – Я тебе не навязывалась!
– Не навязывалась.
– Я тебя ни о чем не просила!
– Не просила.
– Если я все придумала, то ты тоже все придумал!
– Придумал.
– Перестань со мной соглашаться, черт тебя побери!
– А что мне делать?
Она сбилась и замолчала, рассматривая его, как будто собиралась с силами.
– Я не доставлю тебе ни одной минуты лишних хлопот, – выговорила она ему в лицо с королевской гордостью и королевским же презрением и раздула ноздри. – Но сейчас ты мне должен.
– Что я тебе должен?
– Себя.
Она кинула на пол свое пальтишко, перешагнула через него и схватила Олега за руки, повыше
